— Ужасно! Ужасно! — всхлипывала Елена Витальевна, но уже не так неистово.
Я схватила ее за плечи, тряхнула и проорала в самое ухо, нисколько не заботясь о целостности ее барабанной перепонки:
— Слушайте меня сюда! Вы подозреваетесь в убийстве Глеба Потоцкого!
Елену Витальевну хватил удар. Ну, очень было похоже. Она стала бордовая, как перекисший помидор, лицо все переехало на одну сторону, а губы зашлепали без всякого звука, хотя она явно хотела что-то сказать. Я не жестокий человек. Я готова была броситься звонить в "Скорую помощь". Но я не успела, потому что Елена Витальевна начала приобретать человеческий вид… Более того, — сверхчеловеческий. Она уже не походила на того, кто через секунду готов рухнуть в могилу. Она вдруг стала похожа на монумент, которому самое место где-нибудь на холме Славы.
— Значит, именно меня назначили на роль убийцы? — произнесла Елена Витальевна величественно. — Ну что ж, я долгие годы играла второстепенные роли — пора сыграть главную!
Она встала, подошла к окну и, демонстративно повернувшись ко мне спиной, устремила взор в дальние дали.
В театре говорят, что высшее мастерство артиста — это умение держать паузу. У меня были все возможности проверить мастерство Елены Витальевны. Но я оказалась неблагодарным зрителем. Я решила, что переупрямить упрямого человека — дело тяжкое, а пытаться переупрямить человека, который сроду не упрямился, но вдруг уперся, — и вовсе безнадежное. А потому я просто взяла и ушла. Даже не попрощавшись.
Совершив один невежливый поступок, я тут же решила совершить другой. Без предварительного звонка, без предварительной договоренности и вообще без всего предварительного явилась к Струевым. Я даже не придумала, что скажу, если дверь мне откроет Марина Ивановна. Дверь мне открыла именно она.
— Варвара? Очень неожиданно.
Мне не показалось, что она обрадовалась, но я уже вошла в раж и мне было все равно.
— Я бы хотела видеть Евгения Борисовича.
— Только его? — уточнила Марина Ивановна с легкой иронией, словно мое заявление никак нельзя было рассматривать всерьез.
— Только его, — твердо сказала я и, чтобы уж не выглядеть совсем свиньей, добавила: — Извините.
— Извольте, — Марина Ивановна поджала губы и так, с поджатыми губами, крикнула вглубь квартиры: — Женя! К тебе Варвара! — После чего резко развернулась и прошагала в сторону кухни.
Из комнаты, будто из амбразуры, высунулась голова Евгения Борисовича. Вид у него был такой, что хотелось подарить ему железный щит — что б прикрыть лоб от пуль.
— Рад вас видеть, — промямлил он, когда я зашла в комнату и плотно прикрыла за собой дверь. По поводу радости он явно врал и так же, как и вчера, неумело. Лицо его было серым и каким-то помятым, глаза за толстыми стеклами очков часто мигали, словно он все время пытался загнать обратно под веки слезы. — Вы напрасно удалили Марину. У меня нет от нее секретов.
— А машина Кавешниковых? — напомнила я.
— Мне нечего сказать по этому поводу.
Да уж, истинный родственник Елены Витальевны! Хоть и условный. Тоже способен упереться рогом.
— Но я не о машине. — Евгений Борисович посмотрел на меня недоверчиво, но все же слегка расслабился.