Она поднялась, позвонила в дверь, подождала немного.
– Ну и соня ты, Кедров, – буркнула Ника и подняла руку, чтобы позвонить снова.
Тут она заметила, что дверь прикрыта неплотно. Нахмурившись, Ника толкнула ее и вошла.
В следующую секунду она чуть не потеряла сознание… Лишь невероятным усилием воли ей удалось устоять на ногах.
– Нет, – прошептала она. Ее била крупная дрожь – ведь не требовалось медицинского образования, чтобы понять: Кедров мертв.
Ника не осмелилась сразу подойти к нему. Приказывая себе успокоиться, она осматривалась, и чем больше видела – работающий компьютер с бильярдом (Борис не любил заставок и спящего режима), листок с игровыми расчетами, бутылки, стаканы – тем больше убеждалась, что все это полная липа.
Во-первых, Борис не стал бы пить накануне утреннего выезда, во всяком случае, так много. Во-вторых, у него не было знакомых, общение с которыми могло бы привести к подобному исходу. И в-третьих, он играл в бильярд на деньги только с ней, с Никой.
Инсценировка, хорошо продуманное и подготовленное убийство. Но кто, почему? Какие-нибудь долги, денежные дела? На такие вещи Борис никогда даже не намекал, и в последнее время Ника не замечала, чтобы он был подавленным или опасался чего-то или кого-то. И за деньги убивают иначе. А вот его вчерашний рассказ о дискете… Неужели его убили из-за нее? Если так, убийцы забрали дискету. Но Борис говорил, что переписал имена… Тогда они забрали и этот листок… Если нашли. А если нет?
Ника бросила взгляд на часы на руке Бориса. Она знала (знали все, кто часто общался с ним) о его привычке прятать важные заметки под крышку часов. А то, что было в дискете, казалось ему важным, ведь так?
Преодолевая волны тошноты, Ника опустилась на колени, взяла руку Бориса. Теплая рука. А если…
Со вспыхнувшей внезапно надеждой Ника прижала пальца к запястью Кедрова. Пульса нет, его и не может быть… Нет, есть! Очень слабый, как говорят медики – нитевидный, но есть!
Ника рванулась к телефону. В последний момент, прежде чем поднять трубку, она обернула ее платком, а номер набрала шариковой ручкой.
– Скорая? Запишите адрес… Борис Кедров, тридцать лет. Черепно-мозговая травма… Да, очень серьезная! Нет, бытовая. Поскользнулся в ванной, ударился головой о раковину. Он без сознания. Какая разница, кто говорит! Его сестра. Приезжайте быстрее…
Положив трубку, Ника сняла с руки Бориса часы, поддела ногтем крышку. Бумажка, семь имен мелким бисером. Под ними слово «Штернбург» – значит, то самое.
Часы и бумажку Ника засунула в карман джинсов, машинально схватила свой зонтик и выбежала из квартиры, не захлопнув дверь. Платком она протерла дверное полотно там, где прикасалась к нему, и кнопку звонка. Ее отпечатков здесь и так полно, да пусть хоть свежих не будет. Возможно, есть какой-то способ определить, когда они оставлены.
Запыхавшаяся Ника ворвалась в машину и распорядилась:
– Отъезжай, развернись и остановись вон там, под деревьями.
– Зачем? – удивился Дима.
– Затем, что я хочу посмотреть, как приедет «скорая помощь».
– «Скорая помощь»? Ему что, плохб?
– Хуже некуда. Его пытались убить.
Машина вильнула в сторону, только чудом Дима миновал столб и достиг указанного Никой места.
– Что за чертовщина?!
– Размозжили голову, там все в крови…
– Подожди, если так, то нам нельзя уезжать. Ведь милиция… Мы свидетели, точнее, ты свидетель… Или как это называется, кто нашел труп, то есть не труп… Тьфу, у меня голова кругом идет!
– Я не стала вызывать милицию. Только «скорую».
– Почему?
– Да вот потому как раз, что я свидетель! Затаскают, сядут на хвост. А мне нужна свобода действий. Я хочу сама найти их.
– Кого, преступников? Ну ты даешь!
– Только не тебе. – Она смягчила тон. – Понимаешь, Дима, дело это необычное. Вчера… Словом, у меня есть кое-какие сведения.
– Ловишь сенсацию?
– Ну и болван же ты. Я спала с ним, и не с дурных глаз, понятно? А теперь какие-то ублюдки…
– Ника, ты ведешь себя неразумно. Если ты знаешь, как их найти, заяви куда следует. Этим должны заниматься профессионалы.
– Я не знаю, как их найти. Есть туманная зацепка… Ой, пожалуйста, заткнись и дай мне подумать.
Появилась «скорая помощь». Как только она затормозила у подъезда, Ника тронула Диму за плечо:
– Поехали. Здесь и без нас сделают все что нужно.
Дима отпустил сцепление и нажал акселератор. Машина с поворота влилась в транспортный поток.
– Куда ехать? – спросил насупленный Дима.
– Назад. Значит, так: здесь мы не были, не доехали. Я отменила съемку, потому что… Потому что решила: идея передачи еще не продумана до конца. Звонила Борису с дороги, он не ответил, буду звонить позже. Все.
– А если нас кто-нибудь видел у его дома и запомнил?
– Будут спрашивать, отправляй ко мне, как-нибудь выкручусь. Но я так надеюсь, что не видели!
К счастью или к несчастью, вышло так, как она надеялась: никто из жильцов дома не приметил ни заходившую к Борису девушку, ни ее машину.
13
Известию о нападении на Кедрова не понадобилось много времени, чтобы добраться до телекомпании СПКТ. Нику все же допросили, так как она последней видела Бориса вчера вечером; но она не имела сообщить ничего полезного, и ее быстро отпустили домой. Ее не могли подозревать: найденные на руинах пирушки отпечатки были мужскими, и удар был нанесен очень сильным мужчиной.
Ника сидела за письменным столом, где справа стоял компьютер, а слева – стакан горячего чая возле пепельницы с дымящейся сигаретой. Строго по центру стола лежал лист бумаги, куда Ника переписывала имена с маленького бумажного прямоугольника из часов Бориса. После каждого имени она задумывалась, ненадолго или надолго, как получалось.
Максим Юрьевич Радецкий.
Ну конечно, знакомое имя, и ей, и Борису. Молодой писатель, выпустивший недавно замечательный роман «Кто-то в долине», который сразу вывел его в элиту российской литературы. Ника посвятила Радецкому отдельную передачу, туда вошли фрагменты интервью, монологов, размышлений писателя, чередующиеся со сценами обыденной жизни, работы, прогулок новой литературной звезды (звезда – это без иронии, так Ника называла не тех, кто впустую блестит, а тех, кто светит). Оператором был Кедров.