Фенелла посмотрела на мать, потом перевела взгляд на Поля и беспомощно покачала головой.
— Возражать ей было бесполезно, — сказала она. — И я сдалась. Все это было дико и одновременно смешно, а главное, в ней было что-то по-настоящему жалкое. — Она снова повернулась к Родерику. — Не знаю, поверите ли вы мне.
— Отчего ж не поверю? Когда я с ней разговаривал, она была обозлена и настроена враждебно, но я тоже заметил в ней черты, о которых вы говорите. Черствый цинизм, наивность и простодушная искренность — все это странным образом перемешано в ее характере. Такое сочетание действует обезоруживающе. Подобные экземпляры встречаются среди карманников.
— Знаете, как ни удивительно, я почувствовала, что она человек честный и у нее есть свои принципы, — продолжала Фенелла. — Мысль о ее браке с дедушкой по-прежнему вызывала у меня отвращение, но я вдруг твердо поверила, что у нее хватит ума вести себя порядочно. И самое главное, я поняла, что титул значит для нее гораздо больше, чем деньги. Она относилась к дедушке с теплотой, она была благодарна ему за то, что он собирался дать ей титул, и никогда не совершила бы поступка, который заставил бы его передумать. В общем, я стояла и смотрела на нее разинув рот, но тут вдруг она подхватила меня под руку и, хотите верьте, хотите нет, мы с ней, точно две школьные подружки, пошли вместе наверх. Она пригласила меня в свои кошмарные апартаменты, и я сидела там на ее кровати, а она поливала себя довоенными духами, красилась и одевалась к ужину. А потом мы пошли ко мне, и теперь уже она уселась на мою кровать, а я стала переодеваться. Все это время она трещала без умолку, а я словно впала в транс и только слушала. Честно говоря, все это было более чем необычно. Вниз мы спустились тоже вместе и наткнулись на тетю Милли — она метала громы и молнии, потому что нигде не могла найти пузырьки с лекарствами. Мы с Соней, конечно же, о них забыли и оставили в «цветочной». Но самое странное в том, что, хотя я по-прежнему очень отрицательно относилась к связи Сони с дедушкой, я уже не могла ненавидеть ее, как прежде, — тихо завершила свой рассказ Фенелла. — И, мистер Аллен, я готова поклясться, что ничего плохого она ему не сделала. Вы мне верите? Вам пригодится то, что я рассказала? Мы с Полем считаем, что это очень важно.
Родерик, наблюдая за Дженеттой, увидел, как ее бледное лицо вновь порозовело, а стиснутые руки разжались.
— Да, все это может сыграть очень важную роль, — переведя взгляд на Фенеллу, сказал он. — Вы помогли мне распутать один из самых трудных узелков.
— Один из?.. Но разве это не?..
— Вы хотите добавить что-нибудь еще?
— Нет, теперь очередь Поля. Давай, Поль, говори.
— До-ро-гая, — низким грудным голосом произнесла Дженетта по слогам, и это слово прозвучало, как троекратно повторенное предостережение. — Ты ведь уже изложила вашу точку зрения. Может быть, хватит?
— Нет, мамочка, не хватит. Поль, говори.
— Боюсь, это прозвучит тривиально и даже немного напыщенно, — скованно, извиняющимся тоном начал Поль, — но мы с Фен в самом деле очень тщательно все взвесили и пришли к определенному выводу. Конечно, с самого начала было ясно, что в анонимках подразумевалась Соня. Она была единственная, кто не получил письма, и от смерти дедушки выгадала больше всех. Но ведь анонимки были написаны еще до того, как у нее в чемодане нашли банку с ядом, и в то время против Сони не было вообще ни малейших улик. Так что, если она невиновна — а я, как и Фенелла, в этом убежден, — возникают два варианта. Либо автору анонимных писем в отличие от всех нас было известно нечто такое, что навело его (или ее) на подозрения; либо анонимки были написаны исключительно со злости, чтобы, говоря без обиняков, отправить Соню на виселицу. Если так, то, думаю, банку с отравой злонамеренно подбросили. И мне, вернее нам с Фенеллой, думается, что тот же самый человек подложил в судок для сыра книжку о бальзамировании, потому что боялся, что иначе про эту книгу забудут, а тут он очень эффектно ткнул ее нам прямо в нос. Поль замолчал и с беспокойством поглядел на Родерика.
— Пока вы рассуждаете логично, — сказал тот.
— В таком случае, сэр, надеюсь, вы согласитесь, насколько важно еще одно обстоятельство, — быстро продолжил Поль. — Я снова возвращаюсь к тому идиотскому эпизоду с книгой в судке и добавлю, что в этой связи наш кузен Седрик предстает в довольно зловещем свете. Другими словами, если мы правы, нам придется со всей ответственностью обвинить его в попытке умышленного убийства.
— Поль!!!
— Простите, тетя Джен, но мы решили сказать всё.
— Даже если вы правы — а я уверена, что нет, — то вы хотя бы подумали о последствиях? Нас будут склонять в газетах. Разразится скандал. А каково будет бедняжке Милли, которая боготворит этого паршивца?
— Простите, тетя Джен, — упрямо повторил Поль, — но увы.
— Нет, это бесчеловечно! — Дженетта всплеснула руками.
— Раз уж мы заговорили о сыре, давайте разберем тот обед по порядку, — примирительно сказал Родерик. — Расскажите, что было до того, как в судке обнаружили книгу? Кто что делал?
Его вопрос привел их в замешательство.
— Мы просто сидели, — нетерпеливо сказала Фенелла. — Ждали, когда кто-нибудь первым встанет из-за стола. В Анкретоне всем командует тетя Милли, но тетя Полина (мама Поля) считает, что раз она теперь там поселилась, то она и есть хозяйка дома. Она — Поль, милый, ты не сердишься, что я так говорю? — она вечно фырчит и дуется на тетю Милли и за столом всегда внимательно следит за ней, чтобы, едва та кивнет, немедленно встать и уйти. Мне кажется, в тот раз тетя Милли нарочно, ей назло, держала нас за столом так долго. Как бы то ни было, мы все там застряли.
— Соня ерзала и недовольно ворчала, — добавил Поль.
— Тетя Дези сказала, что неплохо бы варить суп погуще, а то в тарелках дно просвечивает. Тетя Милли, конечно, взвилась. И со смешком заметила, что никто не заставляет Дези жить в Анкретоне.
— А Дези заявила, будто ей доподлинно известно, что Милли и Полина специально припрятали несколько банок с консервированными снетками.
— Тут все загалдели наперебой, и Соня сказала: «Пардон, но почему хору не раздали текст?». Седрик прыснул со смеху, встал и подошел к серванту.