— Конечно, не могу же я больше испытывать ваше терпение…
Сестра Кеттл собиралась уходить. Она, казалось, не обратила внимания на слова капитана и торопливо побежала мыть руки. Когда она вернулась, Сайс сидел на краю своего импровизированного ложа. На нем были пижамные брюки и рубашка, а сверху — халат и шарф.
— Матушки мои! — изумилась сестра Кеттл. — И все сами, без посторонней помощи!
— Надеюсь, вы доставите мне удовольствие и перед уходом выпьете чего-нибудь вместе со мной.
— Но я же на работе!
— Работа уже кончилась.
— Ладно, — сказала сестра Кеттл, — давайте чего-нибудь выпьем, но, смею надеяться, это не значит, что после моего ухода вы на этом не остановитесь.
Капитан Сайс покраснел и пробормотал, что пьет от нечего делать.
— Ну, тогда, — сказала сестра Кеттл, — найдите себе занятие получше. Подумать только, от нечего делать!
Дружески перемигнувшись, они осушили свои стаканы. Капитан Сайс, опираясь на палку и согнувшись в три погибели, извлек на свет альбом с фотографиями, снятыми еще тогда, когда он служил во флоте. Сестра Кеттл обожала фотографии и с неподдельным интересом разглядывала бесконечные снимки военных кораблей, офицерских компаний и морских гаваней. Перевернув очередную страницу, она увидела недурной рисунок, на котором был акварелью изображен корвет, а также иллюстрированное меню с забавными миниатюрными карикатурами на полях. Это привело ее в восторг, и, заметив на лице хозяина выражение отчаяния и неловкости, она воскликнула: «Не может быть, чтобы вы сами это нарисовали! Сами? Какой умница!»
Не отвечая, он достал маленькую папку, которую и протянул молча сестре Кеттл. В папке было множество рисунков. Хотя сестра Кеттл в живописи не разбиралась, она всегда сама решала, что ей нравится. А эти рисунки понравились ей чрезвычайно. Они просто изображали то, что есть на самом деле, и она — с такой же простотой — дала им высокую оценку и хотела уже закрыть папку, когда ее внимание привлек рисунок, перевернутый лицевой стороной вниз. Она взяла его в руки. На рисунке была изображена сидящая в шезлонге женщина с сигаретой в янтарном мундштуке. На заднем плане цвели бугенвиллеи.
— Ах, — воскликнула сестра Кеттл, — да это же миссис Картаретт!
Если Сайс и сделал движение, чтобы выхватить рисунок из рук сестры Кеттл, ему вовремя удалось сдержаться. Он торопливо проговорил:
— Познакомились с ней на вечеринке. На Дальнем Востоке. Во время отпуска, на берегу. Я начисто об этом забыл.
— Это, наверное, было еще до того, как она вышла замуж? — ничтоже сумняшеся заметила сестра Кеттл.
Она захлопнула папку и добавила:
— А знаете, вы, по-моему, могли бы нарисовать мне иллюстрированную карту Суивнингса.
И она поведала свое тайное желание. Когда она встала и собралась идти, Сайс тоже встал, огорченно вздыхая.
— Я вижу, вас еще надо подлечить, — заметила сестра Кеттл. — Значит, завтра в это же время?
— Изумительно, — ответил капитан. — Спасибо, спасибо, спасибо.
Он улыбнулся сестре Кеттл своей измученной улыбкой и смотрел ей вслед, пока она шла по тропинке к рощице. Было без четверти девять.
Сестра Кеттл оставила велосипед в деревне, где она проводила вечер в женском благотворительном обществе. Поэтому по Речной тропинке она шла пешком. Над долиной Чайна сгущались сумерки, и пока она спускалась вниз, ее шаги по утрамбованной дорожке звучали непривычно гулко. Топ-топ-топ — раздавалось с холма. Вдруг она остановилась, склонила голову набок и прислушалась. У нее за спиной, в «Нагорье», прозвучало знакомое пение тетивы, а вслед за ним — короткий вибрирующий удар. Сестра Кеттл улыбнулась и пошла дальше. Только привычный сельский гомон нарушил вечернюю тишину. Снизу уже доносился говор прохладной речки.
Сестра Кеттл не стала переходить через Нижний мост, а пошла неровной тропкой по правому берегу Чайна, мимо зарослей ольхи и ивы. Серпообразные заросли ивняка поднимались от края воды по травянистому косогору и были еле видны в темноте. Пахло ивой и мокрой землей. Как порой случается с одиноким путником, ей почудилось, что за нею кто-то наблюдает, но, будучи здравомыслящей женщиной, сестра Кеттл только отмахнулась от этого ощущения.
«Холодает», — подумала она.
Тоскливый и невыносимо громкий плач раздался из ивняка и сотряс ночной воздух. Над кустами, перед самым ее носом, вспорхнул дрозд, а плач зазвучал снова. Это выла собака.