— Ну, Джордж, — сказала ему леди Лакландер и насмешливо улыбнулась, — если меня не выпустят под залог, не сомневаюсь, что тебе разрешат меня посещать.
— Ну что ты, мама!
— Родерик просит у меня мой этюдник, и, как мне кажется, под весьма неубедительным предлогом. Впрочем, он еще не сделал мне обычного в таких обстоятельствах предупреждения.
— Ну что ты, мама! — повторил Джордж с жалкой улыбкой.
— Пошли, Рори, — обратилась леди Лакландер к Аллейну и провела его через холл в чулан, полный зонтов, галош, ботинок, туфель, теннисных ракеток и клюшек для гольфа.
— Я все храню здесь, — пояснила она, — потому что часто рисую в саду. Мне лучше всего удаются цветы — ваша жена сумеет вам объяснить, что такое натюрморт для акварелиста.
— Ну, в ней эстетства нет ни на грош, — спокойно ответил Аллейн.
— Зато она замечательный художник, — сказала леди Лакландер. — Вот. Держите.
Аллейн поднял холщовый рюкзак, к которому были привязаны мольберт и тент.
— Вы пользовались тентом? — спросил Аллейн.
— Уильям, мой слуга, его поставил, но мне он не был нужен — солнце уже ушло. Когда я отправилась домой, я оставила его, но так и не открыла.
— Проверим, был ли он виден со стороны.
— Родерик, — вдруг спросила леди Лакландер, — каков был характер ранений?
— Разве ваш внук ничего вам не сказал?
— Нет, иначе бы я не спрашивала.
— Ранения черепные.
— Вы можете не спешить с возвратом вещей. Я сейчас не расположена рисовать.
— Очень любезно с вашей стороны, что вы их нам предоставили.
— Надеюсь, Кеттл все мне расскажет, — сказала леди Лакландер.
— Разумеется, — поспешил согласиться Аллейн, — и гораздо лучше, чем я.
— Что заставило вас уйти с дипломатической службы и заняться этим неблагодарным делом?
— Это было давно, — сказал Аллейн, — но, помнится, дело было в моем пристрастии к фактам.
— Факты — это не всегда истина!
— Но все же ее основа. Не стану вас дольше задерживать. Большое спасибо за помощь, — сказал Аллейн и посторонился, чтобы пропустить леди Лакландер.
Полицейские направились к роще, затылком чувствуя, что грузная старая леди провожает их взглядом с крыльца. Аллейн нес сиденье-трость, а Фокс — все остальное.
— Могу себе представить, — сказал Аллейн, — до чего у нас сейчас дурацкий вид.
Скрывшись за деревьями, они рассмотрели свои трофеи.
Аллейн положил сиденье-трость на берегу и сел перед ним на корточки.
— Диск, — сказал он, — навинчивается на трость, заканчивающуюся двухдюймовым шипом. Все в земле, даже диск, который не отвинчивали по меньшей мере месяц! Ладно… Если это орудие убийства, оно было вымыто в Чайне и вытерто, а затем воткнуто в мягкую землю, но, так или иначе, его не разбирали. Не исключено, что под диском имеются следы крови. Мы должны сейчас же отдать эту штуку Кертису. А теперь посмотрим этюдник.
— Но ведь он нам не нужен!
— Как знать! Этюдник складной, с ножками-шипами, и тент складной, и тоже кончается шипом. Шипов сколько угодно, однако сиденье-трость подходит лучше всего. Теперь залезем внутрь. Вот, — сказал Аллейн, развязывая ремни, — большая коробка с акварелью. Пачки чистой бумаги. Кисти. Карандаши. Палитра. Банка для воды. Губка. Тряпка. Тряпка! — тихо повторил он, склонившись над этюдником и принюхиваясь. Аллейн вытащил большую, испачканную краской хлопчатобумажную тряпку. Она была вся измазана акварелью, было на ней также и одно бурое пятно, и в этом месте она была особенно сильно смята, словно в нее что-то заворачивали.
Аллейн взглянул на своего коллегу.
— Понюхайте, Фокс, — предложил он.
Фокс опустился около него на корточки и с силой втянул воздух носом.
— Рыба, — сказал он.
Перед тем как вернуться назад, они еще подошли ко второй метке и взглянули на долину со стороны Нанспардона. Отсюда был виден дальний конец моста и верховья реки. Как и с противоположного склона, нижнее течение реки и часть моста, расположенная ближе к Нанспардону, были скрыты деревьями, сквозь которые виднелась часть той ложбины, где леди Лакландер писала этюды.
— Смотрите! — сказал Аллейн. — Отсюда миссис Картаретт и этот осел Джордж Лакландер видели, как браконьерствует мистер Финн, а вот оттуда, снизу, леди Лакландер заметила их.