– Вы имеете в виду то, как умер сэр Генри?
– Я имею в виду, – Баркер поджал дрожавшие губы, – я имею в виду то, как в последнее время все в доме изменилось.
– Вы говорите о мисс Оринкорт?
– Тю! – произнес Баркер, убедительно доказав, что служит Анкредам всю жизнь.
– Послушайте, – неожиданно сказал Родерик, – а вам известно, что подозревают ваши хозяева?
Старик долго молчал.
– Не хочу я об этом думать, сэр, – прошептал он. – Прислуга много о чем сплетничает, но я сплетни не одобряю и сам в них не участвую.
– Хорошо. Тогда, может быть, расскажете про комнату?
Но из его рассказа Родерик почерпнул мало нового. Да, было темно, сэр Генри лежал на кровати скрючившись, «будто пытался сползти на пол», – боязливо добавил Баркер; в комнате отвратительно пахло, вещи валялись в беспорядке, шнур звонка был оборван.
– А где была кнопка? – спросил Родерик. – Сам наконечник?
– У него в руке, сэр. Он сжимал его в кулаке. Мы сперва не нашли.
– Вы его сохранили?
– Лежит здесь в туалетном столике, сэр. Я сам его туда положил, собирался потом починить.
– Вы его не развинчивали, не осматривали?
– Нет, сэр. Просто убрал в стол, а звонок отключил от сети.
– Прекрасно. Теперь поговорим о том, что было вечером, когда сэр Генри ложился спать. Вы его тогда видели?
– Да, сэр, конечно. Как обычно. Он вызвал меня звонком уже в первом часу ночи, и я сразу сюда поднялся. Я ведь был у него заместо камердинера. Прежний камердинер давно уволился.
– Он вызвал вас тем звонком, который в комнате?
– Нет, сэр, он всегда звонил из коридора, по дороге к себе. Пока он дошел до спальни, я уже поднялся по черной лестнице и ждал его.
– В каком он был состоянии?
– В ужасном. Очень был сердитый, кричал, ругался.
– Он был сердит на свою родню?
– Да, сэр. Обозлился на них невозможно.
– Продолжайте.
– Я помог ему надеть пижаму, потом халат, а он все не унимался, все бушевал, и еще его желудок мучил. Я достал ему из аптечки лекарство. Но он сказал, что примет его позже, и я поставил пузырек и стакан возле кровати. Потом, значит, предлагаю уложить его в постель, а он вдруг говорит, что, мол, позови ко мне мистера Ретисбона. Это их семейный поверенный, сэр, он всегда приезжает на день рождения. Я пробовал его отговорить: я видел, что он устал, нервничает, но он и слушать меня не хотел. Помню, я взял его за локоть, и он совсем разъярился. Мне даже страшно стало. Я пытался его удержать, но он вырвался.
Родерик вдруг отчетливо представил себе, как в этой роскошной спальне борются два старика.
– Я понял, что его не утихомирить, – продолжал Баркер, – и, как он велел, привел к нему мистера Ретисбона. Потом он снова меня позвал и приказал пригласить двух слуг, которых мы каждый год берем в этот день себе в помощь. Они муж и жена, мистер и миссис Кенди; раньше работали у нас постоянно, а теперь у них свой магазин в деревне. Как я понял из разговора, сэр Генри хотел, чтобы они засвидетельствовали его подпись на новом завещании. Я привел их сюда, и сэр Генри велел мне передать мисс Оринкорт, чтобы питье она принесла через полчаса. Потом он сказал, что я могу быть свободен. Ну, я и ушел.
– Вы пошли предупредить мисс Оринкорт?
– Сначала я переключил его звонок, сэр, чтобы, если ночью ему что-нибудь понадобится, звонок звонил не у меня, а в коридоре, возле комнаты миссис Миллеман. У нас специально так устроено на случай, если что-то очень срочное. Должно быть, наконечник оторвался прямо у него в руке, когда он еще не успел нажать кнопку, потому что, даже если бы миссис Миллеман спала и не расслышала, мисс Дези услышала бы обязательно – она ведь ночевала в той же комнате. А у мисс Дези сон очень чуткий.
– Вас не удивляет, что он не позвал на помощь, не закричал?
– Никто бы все равно не услышал, сэр. В этой части дома стены очень толстые, раньше они были наружными. Это ведь новое крыло, сэр, его пристроил прежний баронет.
– Понятно. А где в это время была мисс Оринкорт?
– Она ушла к себе, сэр. Все остальные были в гостиной.
– Все до одного?
– Да, сэр. Кроме нее и мистера Ретисбона. И кроме миссис Аллен – она у нас тогда гостила. А так вся семья была там. Миссис Миллеман сказала, что мисс Оринкорт поднялась к себе, и я действительно нашел ее там. А мистер Ретисбон сидел в зале.
– Так, ясно. А кто готовил и приносил сэру Генри овлатин?
На этот вопрос старик ответил очень обстоятельно. До возвышения Сони Оринкорт питье сэру Генри всегда готовила Миллеман. Затем эту обязанность взяла на себя Соня. Молоко и прочие ингредиенты в ее комнату приносила горничная. Соня варила овлатин у себя на плитке, потом переливала его в термос и через полчаса после того, как сэр Генри отходил на покой, приносила термос к нему в спальню. Сэр Генри спал плохо и, случалось, пил овлатин не сразу, а лишь в середине ночи.
– Куда подевались термос и чашка с блюдцем?
– Их отсюда унесли и вымыли, сэр. Сейчас ими уже снова пользуются.
– Но он хоть сколько-нибудь выпил?
– Не знаю, сэр; во всяком случае, в чашку он его налил и в блюдечко тоже – для кота. Он всегда ему немного наливал и ставил блюдце на пол. Но и чашка, и термос, и пузырек с лекарством – все валялось на полу; молоко и лекарство вытекли на ковер.
– А лекарство он принял?
– Стакан был грязный. Он лежал в блюдце.
– И конечно, его тоже вымыли. А пузырек с лекарством?
– Как я уже сказал, сэр, он тоже валялся на полу. Это был свежий пузырек. Я тогда был очень расстроен, но все же попытался немного навести порядок, хотя и сам не понимал, что делаю. Помню, я отнес грязную посуду и пузырек вниз. Пузырек выбросили, а все остальное помыли. Аптечку тоже всю как следует вычистили и вымыли. Она в ванной, сэр, за той дверью. Мы здесь все вытряхнули и навели чистоту, – с сознанием добросовестно выполненного долга подытожил Баркер.
Фокс пробормотал что-то нечленораздельное.
– Хорошо, – сказал Родерик. – Но вернемся к тому моменту, когда вы пошли к мисс Оринкорт. Вы ее тогда видели?
– Нет, сэр. Я постучался, и она говорила со мной через дверь. – Он неловко заерзал.
– Вас что-то смущает?
– Да как-то странно мне это… – Его голос угас.
– Что странно?
– Ведь вроде она должна была там быть одна, – задумчиво сказал Баркер. – Потому что, как я уже говорил, сэр, все остальные были внизу, да и позже, когда я принес им грог, они сидели в гостиной в полном сборе. Но, когда я стучался к мисс Оринкорт, сэр, мне, ей-богу, послышалось, что она смеется.
III
Когда Баркер ушел, Фокс шумно вздохнул, надел очки и вопросительно посмотрел на голый конец свисавшего над кроватью шнура.
– Да, Фоксик, совершенно верно, – кивнул Родерик и подошел к туалетному столику. – А это, конечно, главная героиня.
На столике стояла большая фотография Сони Оринкорт. Фокс подошел ближе.
– Очень мила, – сказал он. – Как-то даже забавно, мистер Аллен. Фотографии таких красоток молодые парни наклеивают на стенки. Есть специальное выражение – «настенные девочки». И она именно такая – зубки, глазки, волосы, все прочее. Да, типичная «настенная девочка», с той только разницей, что в серебряной рамке. Очень мила.
Родерик выдвинул верхний левый ящик.
– Операция номер один, – прокомментировал Фокс. Надев на руку перчатку, Родерик осторожно вынул из ящика деревянный наконечник, формой похожий на грушу.
– Вот так всегда, – сказал он. – И тебе перчатки, и тысяча предосторожностей, а потом выясняется, что никому это не нужно. Итак. – Он вывинтил кнопку и посмотрел в отверстие. – Взгляните, Фокс. Посмотрите на оба контакта. Ничего не сломано. Левый крепежный винт и шайба закручены плотно. Никаких обрывков проволоки в зазоре нет. А правое крепление ослаблено, зазор большой. Лупа у вас при себе? Проверьте-ка шнур еще раз.