Выбрать главу

– Короче говоря, сэр, если бы не Седрик, никому бы и в голову не пришло усмотреть связь между этой книгой и намеком, содержавшимся в письмах. Вот что главное, понимаете?

– Логично, – кивнул Родерик.

– Есть и еще одно обстоятельство, – не без удовлетворения добавил Поль. – Спрашивается, почему Седрик вдруг заглянул в судок?

– Вероятно, потому, что ему хотелось сыра.

– Нет! – торжествующе воскликнул Поль. – Как раз этим он себя и выдал. Седрик сыр не ест. Он его терпеть не может.

– Так что сами понимаете, – сказала Фенелла.

II

Когда Родерик попрощался, Поль прошел с ним в прихожую и, помявшись, спросил, нельзя ли немного его проводить. Они вместе вышли на улицу и, пригибая голову под натиском яростного ветра, двинулись по Чейни-Уок. По небу неслись рваные тучи, в мерзнущие на ветру уши вторгались пароходные гудки. Прихрамывая и опираясь на палку, Поль быстро шагал рядом с Родериком. Несколько минут они шли молча. Но наконец Поль заговорил:

– Наследственность, наверно, и вправду страшная сила, никуда от нее не денешься, – сказал он и, поймав на себе вопросительный взгляд Родерика, тихо продолжил: – Я ведь хотел подать вам все это совершенно иначе. Сдержанно, без пафоса. Фен тоже собиралась говорить спокойно. Но, как только мы начали рассказывать, на нас словно что-то нашло. Может, из-за того, что тетя Джен была так против. А может, мы всегда немного играем на зрителя, едва наметится критическая ситуация. Я часто себя на этом ловил, когда был там, – он неопределенно мотнул головой на восток. – Изображал этакого, знаете ли, веселого молодого офицерика, подбадривал солдат шутками. И у меня получалось, им нравилось, хотя, когда теперь об этом думаю, со стыда готов сквозь землю провалиться. И сейчас то же самое – мы устроили у тети Джен такой спектакль, что и вспоминать неловко.

– Да нет, вы изложили ваши аргументы очень складно, – сказал Родерик.

– Даже чересчур складно, – мрачно отозвался Поль. – Поэтому мне и захотелось сейчас сказать вам вес просто, без разных там высоких слов: мы убеждены, что историю с ядом состряпал Седрик, для того чтобы опротестовать завещание. И мы считаем, что оставлять его поступок безнаказанным нельзя. Ни за что.

Родерик молчал, и Поль нервно продолжил:

– Наверно, запрещено вас об этом спрашивать, но все-таки вы с нами согласны?

– С позиций морали – да. Хотя, по-моему, вы не до конца представляете себе последствия. Ваша тетка в этом смысле дальновиднее.

– Я знаю. Тетя Джен – человек очень щепетильный. И она категорически против того, чтобы выносили сор из избы.

– В данном случае ее можно понять.

– Да, конечно, нам всем придется несладко. Но я спрашивал о другом: правы ли мы в наших выводах?

– На такой вопрос мне следовало бы ответить официально и уклончиво, – сказал Родерик. – Но я буду откровенен. Возможно, мы заблуждаемся, но, судя по данным, собранным на сегодняшний день, ваши выводы очень оригинальны и почти целиком ошибочны.

Порыв ветра унес с собой конец фразы.

– Что? – без всякого выражения, отстраненно спросил Поль. – Я не расслышал.

– Ошибочны, – громко повторил Родерик. – Насколько я могу судить, в корне ошибочны.

Поль резко остановился и, отворачиваясь от ветра, посмотрел на Родерика не то чтобы растерянно, а скорее с сомнением, словно все еще был не уверен, что расслышал правильно.

– Но я не понимаю… Мы думали… Все ведь так логично увязывается.

– Если рассматривать только одну, отдельно взятую цепочку фактов, то, может быть, и увязывается.

Они пошли дальше, и Поль с досадой пробормотал:

– Вы бы лучше объяснили. – Помолчав, он беспокойно поглядел на Родерика. – Хотя, наверно, вам нельзя?

Родерик ненадолго задумался, потом взял Поля под руку и потянул за собой в тихий переулок.

– На таком ветру разговаривать невозможно, мы только охрипнем, – сказал он. – Не все, но кое-что я вам объясню, большого вреда не будет. Если бы после смерти вашего деда не заварилась такая каша, мисс Оринкорт могла бы все равно стать леди Анкред. Поль разинул рот.

– Каким образом? Что-то не соображу.

– А вы подумайте.

– Тьфу ты черт! – хлопнул себя по лбу Поль. – Неужели вы имеете в виду Седрика?

– Сэр Седрик сам дал мне основания так полагать, – сухо сказал Родерик. – По его словам, он думал о браке с мисс Оринкорт вполне серьезно.

Поль долго молчал.

– Да, конечно, их было водой не разлить, – тихо сказал он наконец. – Но я не мог и предположить… Нет, это было бы уже слишком! Простите, сэр, но вы уверены?..

– Если только он все это не выдумал.

– Чтобы замести следы! – выпалил Поль.

– Слишком хитроумный способ, да и она первая стала бы отрицать. Но по ее поведению я понял, что между ними и в самом деле существует своего рода взаимность.

Сцепив пальцы в замок, Поль поднес руки ко рту и подул на них.

– А если допустить, что он заподозрил ее в убийстве и хотел проверить свою догадку?

– Тогда все предстает в совершенно ином свете.

– Значит, это и есть ваша версия?

– Версия? – задумчиво повторил Родерик. – У меня пока нет версии. Я еще не во всем разобрался. Ну ладно, не буду вас больше задерживать, а то вы и так замерзли. – Он протянул Полю руку. У Поля рука была холодная как лед. – До свидания.

– Подождите минутку, сэр. Ответьте еще только на один вопрос. Даю слово, это останется между нами. Скажите, дедушку действительно убили?

– Разумеется, – спокойно сказал Родерик. – Тут, увы, сомнений у нас нет. Это было убийство. – И он пошел прочь, а Поль так и остался стоять, глядя ему вслед, и все дул и дул на замерзшие пальцы.

III

Ширмы, огораживавшие склеп, тускло светились. Брезентовые полотнища были привязаны к высоким кольям и мерцали в темноте. Проступавшие сквозь ткань пятна света от подвешенных внутри керосиновых ламп складывались в кружевной узор. Одна лампа, должно быть, касалась брезента – дежуривший возле склепа деревенский констебль ясно различал контуры ее проволочной сетки и даже язычок пламени.

– Холодина-то какая, – заметил он и неуверенно поглядел на своего коллегу из Лондона, неподвижно застывшего полицейского в коротком плаще.

– Угу, правда.

– Как вы думаете, долго еще?

– Трудно сказать.

Констебль с удовольствием бы поговорил о чем угодно. По натуре моралист и философ, он славился в Анкретоне своими суждениями о политике и независимыми взглядами в вопросах религии. Но сейчас он не решался завязать беседу – от сознания, что любое его слово будет услышано по ту сторону брезента, ему было неловко, да и замкнутость лондонского коллеги не располагала к разговору. Он переступил с ноги на ногу, и хруст гравия немного его ободрил. Сквозь брезент наружу проникали голоса, приглушенные, мягкие шаги. В дальнем конце ограждения, высоко над землей, словно паря в ночи, застыли в коленопреклоненной позе три ангела, живописно подсвеченные снизу. «И ангелы Твои, простирая крыла свои белые над главой моей, да охранят меня в часы долгих ночных дежурств», – пробормотал про себя констебль.

За ширмами, где-то совсем рядом с ним, раздался голос старшего инспектора из Скотленд-Ярда: «Ну что, Кертис, все готово?» И темный силуэт инспектора отчетливо проступил на брезентовой стене. «Да, можем начинать», – ответил другой голос. «Тогда дайте, пожалуйста, ключ, мистер Анкред». «Э-э… да-да… конечно». А это уже говорил бедняга Томас Анкред – его голос констебль узнал сразу.

Против воли он прислушался к серии последовавших звуков. Они были ему знакомы, он уже слышал их в день похорон, когда его двоюродный брат, церковный сторож, отворял склеп. Замок был очень неподатливый. Тогда пришлось его даже смазать. Оно и понятно: открывают-то редко. Скрежет, расколовший морозный воздух, заставил его вздрогнуть. «Петли совсем заржавели», – подумал он. Блики на брезенте, а вместе с ними и голоса растаяли. Но он по-прежнему все слышал, только теперь голоса звучали глухо, как из бочки. За кладбищенской оградой вспыхнула спичка. Это небось шофер той длинной черной машины, которую поставили у въезда. Констебль и сам был бы не прочь закурить трубку.