Annotation
Тарасов Геннадий Владимирович
Тарасов Геннадий Владимирович
Занавес
1
ЗАНАВЕС
- Все ясно, - сказал Иван Иванович Журов, майор и следователь прокуратуры по особо важным делам. С полчаса уже он, засунув руки в карманы брюк, бродил по этой тихой квартире, стараясь не мешать работе криминалистов. Второй его задачей - а, может быть, и главной, учитывая ее сложность - было не наступить на пятна крови, которой преобильно были залиты все полы. Кровь была повсюду, ее следы вели в каждую комнату, и разобраться в их хитросплетении, казалось, было невозможно.
- Что вам ясно? - откликнулась на его слова эксперт - криминалист Татьяна Флюмо. Она уже собрала свой чемоданчик с принадлежностями и заняла позицию у вешалки в коридоре, поближе к выходу. В длинных пальцах правой руки ее, вывернутой ладонью кверху, была зажата тонкая коричневая сигарета с золотым фильтром. Журов знал, что табак в ее сигаретах был почти черный, Флюмо любила очень крепкие сигареты. Еще Журов знал, что ради фамилии Флюмо оформила фиктивный брак с французом, ни на что больше, кроме этой самой фамилии, не претендуя, но всем рассказывала, что взяла себе девичью фамилию матери. Журов знал правильную версию, но, по-честному, его это обстоятельство, этот легкий обман не задевал и не раздражал. Он считал вполне допустимым подобный каприз для женщины, которая, при ее роде занятий и всех сопутствующих обстоятельствах, сумела сохранить свое изящество, ум и ироничный взгляд на жизнь. Журов ей, мягко говоря, симпатизировал и всегда улыбался, завидя ее в милицейских коридорах или на месте очередного преступления. Так радуются хмурой осенью неожиданной встрече с хризантемой. Флюмо и была похожа на хризантему, стойкую к ветрам и невосприимчивую ко всему, что эти ветра проносят мимо.
- Ясно то, Татьяна Рудольфовна, что ничего не ясно, - сказал Иван Иванович, поднося к сигарете Флюмо зажженную спичку. Женщина, склонив голову к правому плечу, дотянулась до сигареты уголком губ, прикурила. Затянулась, откинувшись назад, выпустила облако синего дыма.
- Выводы делать вам, Журов, - сказала она, поеживаясь, - но других отпечатков, кроме отпечатков пальцев потерпевшего, в квартире не обнаружено. Ни свежих, ни старых, никаких. Что довольно странно.
Татьяна Рудольфовна, взаимообразно, так же симпатизировала Журову. Мягко говоря. Ей он, ее словами, импонировал, был умным под стать ей самой, кроме того, его знаки внимания, искренние, без пошлости и наигранной балаганщины, были ей приятны. Симпатия рождает встречную симпатию, помимо нашей воли, таков закон жизни, женщинами он повелевает.
- И еще заметьте - заметьте! - дверь закрыта на ключ. Изнутри закрыта! И ключ торчал в замке, что вообще исключает то, чтобы кто-то как-то снаружи... Извне, так сказать...
- Что касается ключа, так на нем вообще никаких отпечатков не обнаружено, ни хозяина квартиры, ни кого-то еще другого. Ключ стерилен в смысле отпечатков. Словно его вообще никто никогда не касался. В масле!
- Вот. Вот! - подхватил Журов. - Кто-то, перед уходом, заменил замок и закрыл за собой дверь. Изнутри. Что, опять же, непонятно. Со всех сторон непонятно, с той, наружной, и с внутренней тоже. На ключе должны остаться хоть какие-нибудь следы. Смазанные, частичные, фрагментарные - любые.
Он похлопал себя, определяясь, по бокам, достал из кармана пиджака обнаруженную таким способом распотрошенную пачку Примы, поковырявшись, вытащил из нее сигарету и несколько минут задумчиво, с остановившимся взором, разминал ее жилистыми сильными пальцами. Вернувшись к реальности и словно забыв о коробке спичек в кармане, прикурил от сигареты Флюмо, галантно наклонившись к ней для этого. Татьяна Рудольфовна благосклонно позволила ему это сделать. С доброй улыбкой она смотрела на легкие, как пух, светлые волосы на макушке Журова, пока тот не запыхал своим едким дымом, заставив ее отвернуться и замахать руками.
- Ах, Журов, как вы можете курить такую гадость? - спросила она. - Ведь это же вредно! Да и не слишком приятно, должно быть. Уж если причинять себе вред, пусть он будет допустимым и, по возможности, приятным.
Иван Иванович коротко хохотнул. Отступив на шаг он, как галантный кавалер, быстро и старательно разогнал дым немного картинным движением руки. Словно нарисовал в воздухе солнце. Улыбка коснулась губ Флюмо.
- Жизнь вообще вредна, но, к счастью, коротка, - изрек он. - А что до приятности, так я при исполнении обязанностей, так сказать, какая уж тут, собственно, приятность. На службе человек должен быть злым, он должен рвать и метать, он гореть и искрить должен, а этому всему такой горький и вполне даже гнусный дым способствует весьма. Говорил он по обыкновению быстро, проглатывая окончания слов.
- Журов, как вы можете! - Флюмо укоризненно покачала изящной головкой. Ее лицо, осененное слегка растрепанным каре, было печально. Возвышенно и печально.
- Да шучу я, шучу, - махнул рукой Журов. - Просто я в детдоме еще привык курить махорку, и до сих пор ничто другое меня не пробирает. Вот только Прима и годится, да и то... И он снова махнул рукой.
- Вы что, детдомовский? - удивилась почему-то Флюмо.
- Детдомовский. Но я все же, если позволите, не об этом сейчас. Меня вот что занимает, на данный момент. Тут возник целый ряд вопросов, ответов на которые нет, и которые не позволяют считать случившееся простым, ясным и законченным процессом.
- Давайте, воздвигайте свои вопросы.
- Непременно воздвигну, в порядке, так сказать, очередности. Что мы имеем? Погибший - известный столичный артист театра и кино Андрей Владимирович Гранин. Что само по себе уже выбивается из ряда обыденности. Что такой известный человек делал в нашем городе? Ну, понятно, никто не запрещает ему купить здесь квартиру, это каждый гражданин волен сделать. Ну, купил он квартиру, ну, приехал отдохнуть, развеяться, быть может. Имеет право. И отдохнул, как видим, и развеялся.
- Это вопрос?
- Это логические подходы и построения, вопросы предваряющие. Раздумья, если угодно, вслух. Но вот и вопросы. Первый: как потерпевшему могла быть нанесена та травма, от которой он впоследствии и скончался?
- Актер скончался от потери крови, которая истекала из глубокой раны на голове. Вы это сами видели, тело лежит на кухне в луже крови, - сказала Флюмо.
- Да, но вопрос заключается в том, кто и каким образом нанес ему эту рану? Или же, скажем, мог ли он причинить такую рану себе сам, упав, предположим, с высоты собственного роста и ударившись головой о какой-нибудь подвернувшийся предмет?
- Без сомнения, мог, - высказала предположение Флюмо. - Правда, знаете, пьяным в таких ситуациях обычно везет, и посторонние предметы им под голову не подворачиваются. Сколько таких случаев было, знаете ли.
- Вы полагаете, артист был навеселе? То есть, если откровенно, выпивши?
- Пьяный он был, Журов, пьяный. Экспертиза, конечно, покажет точно, но мое мнение такое: пьяный. Или сильно навеселе. Потому что следы употребления алкоголя повсюду. Их много. И судя по следам, а именно опустошенной стеклянной таре, выпито было много, очень много, я даже не представляю, как он мог один выпить столько. Да и мог ли?
- Вот, видите, еще вопрос. А я так слышал, что Гранин уже несколько лет как вовсе алкоголь не употреблял. Не пил он, говорят, бросил. Хотя, конечно, кто его знает. Может быть, для этого дела квартира и покупалась. Чтобы подальше от посторонних глаз расслабиться было можно. Стресс, знаете, полезней все-таки снимать, чем воздерживаться и не снимать совсем.