Тем не менее, в автомобиль она уселась вообще без слов, а потом закрыла глаза и откинулась на подголовник. Можно было бы подумать, что задремала, да только вот, плотно сомкнутые губы и хмурая складка между бровей выдавали обман полностью.
В квартире она разделась сама, не дожидаясь помощи Дениса, скинула куртку, повесила на крючок, ушла в ванную. Оттуда — напрямую в комнату. Дверь плотно прикрыла. Дэн решил дать ей время на то, чтобы переодеться, сменил костюм на домашние брюки с майкой, разогрел ужин. Девушка не появлялась. Ужин стыл в тарелках. Он не выдержал — пошел вызывать. Аккуратно стукнул по косяку, подождал, снова постучал ("Что она там, заснула?"), услышал глухое "Да"…
— Вик, ты идешь ужинать? Все готово.
— Спасибо. Я не голодна.
— Ну, пойдем, хоть чаю попьёшь…
— Я только что выхлебала две чашки кофе. Куда мне ещё?
До него начало доходить:
— Ты что? Обиделась? Голодовку объявила?
Она дощелкала что‑то на своем ноуте, проследила, похоже, за отправкой сообщения, и только потом подняла глаза:
— С чего Вы взяли, Денис Игоревич?
— С того. Думаешь, не заметна разница между тем, как ты обычно себя ведешь, и как — сегодня?
— Вам показалось. — Буркнула, глядя не на него, а в экран.
— Вика, не держи меня за идиота. — Постарался, чтобы это звучало максимально ровно. — Я все прекрасно вижу.
— Денис Игоревич, а Вам не кажется, что мое рабочее время закончилось, и я имею право делать то, что хочу, а не то, что Вы скажете? — Таким же ровным тоном, и взгляд спокойный… Только вот, надменно поднятая бровь снова выдала все, что должно было прозвучать, да было удержано…
— Ясно. Нравится — дуйся дальше. Уговаривать не буду. Не маленькая. — Он напоследок окинул взглядом комнату, которая раньше никогда не была уютной. А сейчас — стала. Мягкий свет ночника, задернутые шторы, по которым пробегают отсветы фар проезжающих редких автомобилей… Девушка, сидящая по — турецки на неразобранной кровати… Иллюзия чего‑то, чего не было и быть не могло никогда. Дэн в своей жизни такого не помнил.
Непонятно, что его дернуло сделать последнюю попытку:
— Я скинул тот файл со своего компа на флешку. Будешь читать?
— Спасибо. Только я его уже в Интернете нашла. Не нужно.
Тут он уже не выдержал. Развернулся, чуть дверью не хлопнул — хватило ума не показать, как задело пренебрежение… Ушел.
Ужин еще никогда не был таким пресным. И чай отдавал какой‑то примесью химозы. Он не хотел признаваться самому себе в причинах. Просто включил ноут и углубился в работу. Злость всегда помогала. И сейчас помогла разобраться в том, на что бесплодно потратил до этого уйму времени. А сейчас паззлы сложились всего лишь за десять минут.
Глава 3
Вероника чувствовала себя совершенно растерянной и выбитой из колеи. Откровенный мужской интерес, который светился в глазах Дениса Игоревича, ну, никак не вписывался в её образ нормальных рабочих отношений. И в образ Дениса это тоже не укладывалось. Она обиделась и выпустила колючки, в качестве защитной реакции. Понимала, что мужчина, скорее всего, тоже обидится — ведь пытался достичь перемирия, а она не пошла навстречу. Очень хорошо представляла, каково это — чувствовать, как отталкивают протянутую навстречу руку. Удар по самолюбию, и очень мощный. А то, что мужское самолюбие намного нежнее женского, она уже знала.
Это была одна из тех немногих мудростей, касающихся мужчин, которые Вера успела накопить за свою сознательную жизнь.
Так вышло, что мама, брошенная отцом через несколько лет после рождения девочки, искренне считала, что все мужики — сволочи и уроды, и предпочла поделиться с дочерью только этой информацией. Все остальное Вере пришлось познавать на собственной практике, методом проб и ошибок.
Практика тоже выдалась не очень обширной: когда все подруги уже бегали на свидания, влюблялись, страдали, расставались, учились кокетничать и разбивать сердца, попутно разбивая собственные, Вера пропадала в школе, бегала на кружки и дополнительные занятия, занималась работой по дому, так как мама постоянно устраивала личную жизнь. Раз от разу — все более неудачно.
Глядя на вечно несчастную и недовольную мать, Вера недоумевала: зачем ей это? Ведь жить вдвоем, без всяких мужчин, которые только приносят душевную смуту и терзания, намного проще и спокойнее. И сама старалась держаться подальше от парней, хоть иногда, по ночам, и тосковала: хотелось чистого, прекрасного, незамутненного чувства, о котором читала в книгах. Но ничего подобного не встречала. И слабо верила, что с ней такое когда‑нибудь произойдет: не смотрели мальчики на немодно одетую девочку — зубрилку, слишком скучную и серьезную, с которой не о чем и поговорить. Пару раз Вера даже влюблялась в какого‑нибудь старшеклассника, нечаянно ей улыбнувшегося… Но потом соображала, что это все ей показалось, и сердце со временем успокаивалось.
А на первом курсе, впервые вкусив прелестей самостоятельной жизни, Вера отведала и первую горечь отношений. Где‑то сработал переключатель, и она, нежданно — негаданно, втрескалась по самые уши в самого неподходящего парня.
То, что выбор неверный, знала она сама, знали подруги, знал и объект её пламенной любви. Андрей, небрежно флиртовавший с симпатичной серьезной девочкой, похоже, и сам испугался того, что с ней происходит. Честно пытался донести, что они разных полей ягоды, и не нужно даже смотреть в его сторону: не даст он того, чего ей хочется.
Веру эти доводы не убедили. Сама себе удивляясь, перла напролом, добиваясь встреч, приглашений в гости, свиданий… А потом плакала по ночам, страдая от ревности и неразделенной любви. Ненавидела себя за слабость, за неугомонную привязанность, за покорное всепрощение… За то, что возвращалась через пару дней после каждого громкого ухода. Хотя, Андрей не звал её никогда — сама находила поводы, совершенно глупые, чтобы вернуться. Он неизменно радовался возвращениям, но гулять направо и налево не прекращал.
Было больно, обидно и страшно за себя: Вера чувствовала, что куда‑то катится, теряя самоуважение, веру в лучшее, но остановиться не могла. Минуты счастья наедине все перечеркивали — дни ожидания, ночи в слезах, месяцы неверия в себя, несколько лет, потерянных для нормальной жизни.
Она понимала, что это — не любовь, болезнь. Вот только, не знала от неё лекарства. Вылечить не могли даже невесть откуда взявшиеся поклонники. Нет, не так: она прекрасно понимала, откуда они взялись. В погоне за вниманием Андрея девушка научилась одеваться, краситься, говорить на "правильные" темы, остро и колко шутить (чтобы не плакать). Яркий мотылек вместо серой куколки, с бьющей в глаза женственностью — притягивал десятки взглядов, да только смотрел на один огонь.
За три года больных и болезненных отношений Вера несколько раз пыталась отвлечься, забыть с другими парнями Андрея, даже пробовала с кем‑то встречаться… А потом он звонил, и все другие — хорошие, милые, надежные парни тут же оказывались забытыми. Даже имена стирались из памяти, не только номера из телефона…
А потом все прошло. Разом. Однажды, проснувшись рядом с Андреем, она с удивлением поняла, что этому совершенно не рада. И целый день вместе, который они планировали, стал ей совершенно не нужен. Глядя на лицо спящего парня, ясно увидела — не он. Совершенно отличен от героя романа, который она пыталась писать в одиночку. Собралась и ушла, тихо прикрыв за собой двери. Отправила СМС " Больше не звони, не нужно". Такую же, как сотни других до этого. Естественно, он не поверил, и через неделю позвонил (наверное, стало скучно и нечем занять вечер). В это момент Вера поняла: прошло, по — настоящему. Потому что не дрогнуло в душе ничего, пока она спокойно объясняла, что это все серьезно, и больше им говорить не о чем.
Странно и спокойно стало намного позже, когда поняла: больше ничего не дрожит, вообще. Ушла наивная девочка, влюбленная до одури, с детской верой в чудо. Не попрощалась. И забрала с собой что‑то важное, Вера не могла сказать — что, но об этом безымянном не жалела. Вместо него пришел покой и отстраненная, насмешливая холодность. Сердце молчало, душа не тревожилась. Ей было хорошо, легко и спокойно. Впервые за несколько лет взрослой жизни.