Секрет успеха Павла и сила его проповеди заключались в его исключительной натуре. Он был неординарной личностью, цельной и страстной, способной личным примером убеждать и увлекать слушателей. Несмотря на принципиальность и некоторую жесткость, в его характере трудно найти даже намек на религиозный фанатизм. Его письма полны любовью и нежностью к близким и друзьям, терпимостью и пониманием людей, умением их прощать. К человеческим слабостям Павла можно отнести разве что обидчивость: на апостола Марка, отказавшегося ехать с ним в Каппадокию, он разобиделся так, что отказался взять его с собой в следующее путешествие. В своих посланиях Павел часто и подробно жалуется на то, что его притесняют, что его все бросили, что его не ценят по достоинству. Однако в повседневной жизни это был человек обаятельный и располагающий к себе, вызывавший не только уважение, но и личную приязнь. Первое впечатление о нем бывало неблагоприятным, но у тех, кто знакомился с ним ближе, он вызывал искреннюю привязанность. В своих странствиях Павел обрел множество поклонников, учеников и друзей, которые любили и почитали его до самой смерти.
Кроме личного обаяния, Павел имел немало других качеств, помогавших ему нести трудное призвание миссионера. Он был вынослив и работоспособен, трудолюбив и находчив в удовлетворении житейских нужд. Он зарабатывал на жизнь своими руками, не желая никого обременять расходами, и считал, что каждый апостол должен обеспечивать себя сам. Чтобы не быть никому в тягость, днем он проповедовал, а по ночам шил палатки на продажу. В трудные минуты Павел демонстрировал редкое самообладание, мужество и терпение. Его способность к выживанию была просто удивительна. «Я гораздо более был в трудах, — писал он о себе, — безмерно в ранах, более в темницах и многократно при смерти. От Иудеев пять раз дано мне было по сорока ударов без одного; три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение, ночь и день пробыл во глубине морской; много раз в путешествиях, в опасностях на реках, в опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников, в опасностях от язычников, в опасностях в городе, в опасностях в пустыне, в опасностях на море, в опасностях между лжебратиями, в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе». Римляне жестоко избили его в Филиппах, а в Эфесе посадили в тюрьму и снова избили, подвергнув бичеванию; еще раньше он едва не погиб после побивания камнями в Листре. Павел был еще не стар, когда говорил, что «внешний его человек тлеет». Огромной усталостью веет от его просьбы, чтобы «никто впредь не отягощал его, ибо он носит язвы Иисуса Христа на теле своем».
Но, пожалуй, самое главное было в том, что Павел обладал замечательно сильным и гибким умом. Это видно прежде всего по его письмам, которые составляют значительную часть Нового Завета. Широта кругозора и глубокое знание людей позволяли Павлу легко адаптироваться к любой среде. Он старался стать своим в любом месте, где протекала его проповедь: для иудеев быть иудеем, для язычников — язычником, для просвещенных — просвещенным, для невежд — невеждой. Дипломатичность, даже изворотливость не раз выручали его в трудных ситуациях. Когда его привлеки к суду Синедриона, он ловко использовал разногласия между саддукеями и фарисеями, воззвав к последним: «Я фарисей, меня судят за нашу веру!» — чем вызвал смятение и споры между судьями. Павел знал, где и как можно и нужно говорить, везде умел выбрать походящий тон и правильную лексику, учитывая то, к кому он обращался: греческим философам, римским солдатам или правоверным иудеям. Среди других апостолов, более прямолинейных и простодушных, он напоминал Протея, принимавшего тот облик, который помогал ему извлечь максимальную выгоду в конкретной ситуации. Цель у него всегда была одна, но он шел к ней благоразумно и осторожно, тщательно взвешивая обстоятельства и опираясь на свой опыт и понимание человеческой природы. Такой человек мог бы добиться многого в любой области, и христианство сильно выиграло от того, что именно Павел стал его провозвестником в языческом мире.