Игнатий Богоносец
Примерно в 70 году Р. Х. апостолы Петр и Павел поставили в епископы Антиохии сирийского грека с римским именем Игнатий (от латинского ignis, «огонь»). Церковные писатели называли его учеником Иоанна Богослова, а из слов Иоанна Златоуста можно сделать вывод, что он с детства жил в общине первых христиан и воспитывался самими апостолами, слушая их рассказы о Христе. Позже возникла легенда, что Игнатий Богоносец и был тем самым отроком, которого Христос ставил в пример своим ученикам, говоря, что «таковые есть первые в Царствии небесном» (Матф. 18:2). Отсюда якобы и пошло его прозвище — Богоносец, Феофорос, «носимый Богом», т. е. буквально носимый Иисусом на руках.
О его епископстве, длившемся почти сорок лет, известно только, что Игнатий был «мудрый кормчий», который «с большой осторожностью вел свой корабль среди бурь». Считается, что Игнатий первым ввел в своей церкви антифонное пение: ему было видение, что именно так поют ангелы на небесах, поочередно славя Святую Троицу. На историческую арену мученик-епископ вышел почти через сорок лет, в 107 году, когда император Траян, отправившись на войну с армянами и персами, по дороге прибыл в Антиохию. По преданию, Игнатий сам явился к цезарю, чтобы уговорить его изменить отношение к христианам или мученичеством засвидетельствовать свою любовь к Господу. Он считал, что христиан должен пострадать и умереть, как Христос, чтобы соединиться с Христом.
Беседа Игнатия с императором была записана учениками Игнатия и сохранилась. Узнав, что перед ним христианский епископ, Траян спросил, не злой ли он демон, который нарушает законы государства и побуждает к этому других, ввергая их в погибель. В этом вопросе слышался упрек хорошего властителя плохому гражданину, сеявшему смуту в собственной стране. Траян пришел к власти после многих лет гражданской войны, едва не погубившей государство, и выше всего ценил закон и порядок, который Игнатий так непатриотично нарушал. Но Игнатий перевел разговор на религиозную тему: в вопросе императора он услышал прежде всего слово «демон» и возразил, что если он и зол, то как раз против демонов, которые «бегут от рабов Божьих». На вопрос, почему его зовут Богоносцем, епископ объяснил, что носит в сердце Бога. «Но и мы имеем в душе богов, которые нас защищают», — возразил Траян. «Это не боги, а демоны. Бог же один — Иисус Христос, сын Божий, в царство Которого я стремлюсь». «Не то ли это Христос, что был распят при Понтии Пилате?» «Да, Тот, и вместе с ним распяты были мои грехи и ненависть демонов». Беседа со святым старцем ни в чем не убедила императора, и после разговора он постановил: «Повелеваем Игнатия, который говорит, что носит в себе Распятого, отвести в оковах в Рим под воинской стражей и предать на съедение зверям для забавы народа». Игнатий, выслушав приговор, выразил радость и возблагодарил Господа за то, что Тот удостоил его такой же участи, что и апостола Павла.
В Рим Игнатия отправили с охраной из десяти солдат, о которых Игнатий отзывался как о «леопардах», настолько они были суровы и жестоки («Я уже борюсь со зверями», — писал он в одном их писем). Несмотря на трудность и продолжительность пути, никакого особого транспорта государственным преступникам не полагалось: самостоятельно добравшись пешком от Антиохии до Селевкии, узник и его конвоиры сели на попутный корабль и «после многих страданий» прибыли в Смирну. Здесь Игнатий написал часть своих знаменитых посланий, одно из которых было направлено с друзьями в Рим. Это последнее имеет точную дату — оно помечено девятым днем перед сентябрьскими календами, т. е. 24 августа 107 года. Обращаясь к римлянам, Игнатий умолял не делать ничего, чтобы избавить или отдалить его от мученичества. Он сравнивал себя с пшеницей, которую надо измелить зубами зверей, чтобы получился хлеб. Пусть внутренности зверей станут его могилой и не оставят ничего от его тела, чтобы и после смерти ему не быть никому в тягость. Он выражал надежду, что звери окажутся достаточно свирепыми, чтобы наброситься на него и растерзать, — а то бывали случаи, когда они от сытости или лени отказывались пожирать жертву. Если так случится, он сам заманит их к себе и заставит его съесть. «О, только бы не лишиться мне своих зверей!» Он упрашивал не отговаривать его и не спасать своей неуместной любовью, потому что сам знает, что для него лучше; и если даже он сам потом будет просить об ином, они должны его не слушать, а верить тому, что написано в этом письме. Он говорил, что жизнь для него смерть, а смерть — жизнь, и что только теперь он становится учеником Христовым, рождаясь в Его жизнь через мучение. «Не хочу больше жить жизнью человеков». Тот, кто сам имеет в себе Христа, поймет его и не будет мешать тому, чем он теперь занят. «Пусть будет огонь и крест, и пусть на меня набросятся звери, пусть мне выдергивают кости, отрезают конечности, уничтожат все мое, тело, пусть я испытаю дьявольскую муку, пусть все это произойдет со мной, — лишь бы достигнуть мне Иисуса Христа».