Последние, учащиеся таких же лекарских школ, также пользовались весьма подходящими льготами при поступлении во врачебные школы. А если им все-таки недоставало собственных средств, то они могли пополнять свой бюджет, совмещая учебу с работой в столичных многочисленных клиниках, также соседствующих с ними, с госпиталями.
Можно смело сказать, что в списках лекарских учеников преобладали тогда одни только украинские фамилии.
Для доказательства этого приведем вот еще хотя бы какой-нибудь пример.
Поиски кандидатов в лекарские ученики всецело входили тогда в обязанности официальных лиц, хотя бы каким-нибудь образом причастным к службе в лекарских учреждениях. А уж тем более – это правило применительно было к врачам, работающим непосредственно в царских госпиталях.
Так вот, когда летом 1761 года Иван Андреевич Полетика отправился на Украину, пожалуй, еще в свой первый каникулярный отпуск, – то там ему довольно легко удалось «завербовать» свыше пяти десятков уже готовых к учебе юношей!
Главным образом, разумеется, среди киевских длиннополых «спудеев»[12].
Последних, учеников тамошних, уже чисто киевских учебных заведений, насчитывалось свыше восьмисот человек, – так что даже указанные нами «потери» нисколько не могли отразиться на числе тех, кто среди них еще оставался доучиваться, твердо решив посвятить себя какой-нибудь иной человеческой деятельности.
Все вчерашние семинаристы, как и предполагалось, без труда становились учениками столичных госпитальных школ.
Однако же эта, совершенно новая профессия для них профессия, в конце концов, не каждому среди них приходилась по душе.
Не все среди принятых вновь лекарских учеников были способны и готовы к самоотверженному, упорному труду, к беспрерывному штудированию громоздких «ученых» книг, напичканных к тому же какими-то сверх заумными знаниями.
Не все смирялись и с жесткими требованиями дисциплины, с которой никак нельзя было сравнивать ту, более или менее демократичную обстановку, которая обычно царила во всех духовных семинариях, и даже в московской Славяно-греко-латинской академии, да и в самой, наиболее прославленной среди них, – старинной Киевской…
Среди отобранных и уже зачисленных в лекарские школы новобранцев, к тому же, попадалось немало различного рода гуляк и выпивох, – несмотря на их еще довольно юный возраст.
Некоторых из них, уже явно неисправимых гуляк, все-таки приходилось изгонять из лекарских школ, однако значительное большинство их каким-то чудесным образом удавалось вразумить, перевоспитывать и обучить чему-то, в конечном итоге – довести до потребных кондиций и до соответствующих практических знаний и навыков.
Учеба же всех, остававшихся в лекарских школах, и впредь осуществлялась в соответствии с достаточно широкими программами.
В весьма сжатые сроки изучалась «сухая анатомия» человека, то есть, – ее сугубо теоретическая часть. Анатомию удавалось изучить на каких-то засаленных сильно рисунках и таблицах[13], на щелкающих своими мельчайшими костяшками самых разнообразных скелетах.
А за ней уже следовала и «мокрая анатомия», – тоже на сплошь осклизлых человеческих трупах, которые еще при жизни данных людей числились совершенно безродными или же какими-то абсолютно бездомными существами…
Изучались также физиология, а равно и патология, фармакология и, конечно же, мать, вернее – царица, всего тогдашнего медицинского знания – госпожа хирургия.
Лекции, как не раз уже отмечалось, читались если не на чистом латинском, то на строгом немецком языке. Поскольку большую часть преподавателей, особенно же – в столичных лекарских школах, по-прежнему составляли собою природные немцы, наводняющие тогда, почитай, всю Россию.
В первую очередь это касалось ее главного, столичного города, – многолюдного Санкт-Петербурга, как и прежде, поражавшего своей неимоверной, просто какой-то непостижимой – веротерпимостью… Тем более, что и на императорском троне вскоре оказалась природная чистая немка…
Конечно, остальные природные немцы вызывали одни лишь насмешки среди разноликой массы учащихся из простонародья, стоило только им, преподавателям, предпринять хоть какую-нибудь, даже крошечную попытку перейти на кондовый русский язык…
В те годы не за одним чужеземным профессором водились всяческие, более или менее пространные анекдоты, посвященные уже одним их подобным усилиям.
12
Так в украинском народном говоре называли в то время учащихся Киевской академии, фактически – нынешних наших студентов (укр.).
13
Из этого факта-примера отчетливо видно, что все преподаватели тогдашних петербургских лекарских школ строго помнили увещевания незабвенного Андреаса Везалия.