– Роман о потерянном поколении.
– Любопытно… – протянул Очкарик. – Кто автор?
– Катя Турдон.
– Не слышал.
– А про Алексея Турдона?
– Журналиста?
– Да.
Это имя мелькало в светской хронике так часто, что Федор не мог его не слышать.
– В таком случае все понятно, – усмехнулся Волков. – Сейчас модно быть писателем. Тем более когда папа…
– Муж, – поправила Очкарика Мама Валя.
Федор вспомнил, как выглядит известный телеведущий, прикинул его возраст и осведомился:
– Разница у них лет тридцать?
– Почему ты так решил?
– Будь она мужу ровесницей, вряд ли бы назвала себя Катей. – Волков кивнул на обложку.
– Ты слишком суров, – посетовала Мама Валя. Но посетовала не всерьез, защищать девушку старушка не собиралась.
– Сколько ей?
– Двадцать пять.
– Молодая и талантливая… – Очкарик ядовито улыбнулся. – В двадцать пять лет она уже столько знает о потерянном поколении, что пишет книгу. Позвольте осведомиться, что именно потеряло ее поколение? Флаерс на концерт? Клубную карту?
– Катя пишет о вашем поколении, – уточнила Мама Валя.
– О нашем поколении? Как мило. – Волков быстро подсчитал годы: – В девяностом ей было девять лет. Что она знает о потерянном поколении?
– Полагаю, ей рассказывал супруг.
– Рассказывал, – саркастически повторил Очкарик. – Что он ей рассказывал?
И поймал себя на мысли, что тема разговора его задела. Сильно задела. Обычная невозмутимость отступила, и Федор говорил весьма резко, не скрывая эмоций. Впрочем, открывать душу Маме Вале Волков не стеснялся.
– Есть люди, которые пишут исторические романы, опираясь на архивные материалы и свидетельства современников, – напомнила Валентина Сергеевна. – Обычная практика.
– При этом они вносят что-то свое.
– Писательский вымысел.
– Поэтому большее доверие у меня вызывают хроники и мемуары, – отрезал Очкарик.
Правда, не уточнил, что, бросив исторические романы, на упомянутые хроники и мемуары не перешел – времени на чтение у Волкова не оставалось.
– А вот у меня мемуары не вызывают доверия, – задумчиво произнесла Валентина Сергеевна. – В них все приукрашено. Человек слаб, ему хочется показать себя лучше, чем он есть на самом деле. Я как-то читала воспоминания одного бизнесмена… – Быстрый взгляд на Федора, тот кивнул – понял, о ком говорит старушка. – А когда спросила у Ильи его мнение о книге, он поднял меня на смех.
– Есть такое дело, – согласился Очкарик. – Но в мемуарах – дух эпохи. Автор может приукрашать себя сколько угодно, но дух этот вытравить не в силах. И суть свою он не изменит: думать не так, как привык, не сможет, и за глянцевыми буковками все равно просветится настоящее… Лицо или рыло, в разных случаях по-разному, но просветится. – Волков помолчал. – Если бы роман написал сам Турдон, это одно. Но его молодая жена… Я не понимаю, зачем вы тратите время на подобное чтиво?
– Могла бы просто поговорить с тобой?
– Со мной или с Петровичем. Или с Левой.
– И ты бы все мне рассказал?
– Вы ведь знаете, что я вас никогда не обманывал.
– Верно, не обманывал, – кивнула Мама Валя. – Просто иногда ты отказываешься отвечать на вопросы.
Очкарик молча развел руками, всем своим видом показывая, что следует думать, какие вопросы можно задавать, а какие – нет.
– Впрочем, не буду скрывать: ты прав, я не ждала от этой книги многого. – Старушка снова улыбнулась. – Мне был интересен взгляд со стороны.
– Взгляд этой девицы? – удивился Федор.
– Она имеет право на свою точку зрения, – отрезала Валентина Сергеевна. – Она постаралась ее высказать, и мне было интересно узнать, что «эта девица» думает о моих детях.
Шесть лет назад умер отец Левы, из всех родителей осталась только Мама Валя, и иногда она обо всех друзьях говорила как о своих детях.
– И что она думает? – полюбопытствовал Федор.
– Неважно. В чем-то я с Катей согласна, в чем-то нет. Но теперь мне стало интересно: ты ощущаешь себя частью потерянного поколения?
Вот тебе и поболтали.
– Непростой вопрос, – после паузы пробормотал Очкарик.
– Спасибо.
Волков подумал еще пару секунд, затем медленно начал:
– С одной стороны, ни я, ни Лева, ни Петрович не потерялись.
– Верно, – подтвердила Валентина Сергеевна.
– Но это еще не значит, что мы не из потерянного поколения.
– Тоже правильно.
– Но что есть потерянное поколение?
– Объясни ты. Если, конечно, чувствуешь себя его частью. Если согласен с такой постановкой вопроса.
«Согласен… А действительно: согласен ли?» Федору доводилось слышать это словосочетание по отношению к своим ровесникам, но, честно говоря, он никогда над ним не задумывался. Некогда было – работал.
– Потерянное… Наверное, имеется в виду то, что наша жизнь пошла не так, как было задумано?
– Разве все расписывают свою жизнь на годы вперед?
– Кто-то расписывает, – серьезно кивнул Очкарик. – Я, поступая в институт, точно знал, что буду инженером, и я хотел им быть. А в итоге?
– Ты недоволен? – с легким нажимом произнесла Мама Валя. – Ты ведь мог стать инженером. Ты мог бы работать по специальности в крупной компании. Я знаю, тебя приглашали не только в аспирантуру, но и в «Боинг».
– В «Сименс», – машинально уточнил Федор. – Но это не важно.
Его научный руководитель плотно сотрудничал с немцами еще во времена СССР и рекомендовал подающего надежды инженера в солидную компанию.
– Жил бы сейчас в Германии, хорошо зарабатывал… но ты выбрал другой путь, тот, к которому лежала твоя душа. Так?
– Так, – признал Очкарик.
– Поэтому вопрос: какова вероятность, что, если бы СССР не распался, ты бы продолжил свою расписанную на годы вперед жизнь, работал бы в НИИ или на заводе, а не стал бы сыщиком?
– Полагаю, вероятность невысока, – поразмыслив, ответил Волков.
Уж больно нравилась ему его работа. Даже не работа – занятие. Трудно назвать работой то, к чему лежит душа.
– А не получилось бы так, – продолжила старушка, – что, сохранись СССР, ты бы стал инженером, служил в НИИ или на заводе, а к сорока годам запил горькую, потому что не сделал бы то, к чему лежит твоя душа? Ведь жизнь была расписана на годы вперед. Встряска помогла тебе определиться, изменить жизнь, а не случись ее? Отказываться от синицы в руках очень трудно.
– Хотите сказать, что я один из тех, кому развал Союза принес удачу?
– Наверное, нет, – подумав, ответила Валентина Сергеевна. – Ты сильный и упорный мальчик, ты бы все равно нашел свой путь. И уж конечно бы не спился.
– Но сильных немного, – понял Федор ее мысль.
Большинство предпочитает плыть по течению.
– Мне понравилось, что вопрос о потерянном поколении привел тебя в замешательство, – улыбнулась Мама Валя. – Ты не прячешься за обстоятельствами, не ищешь виноватых на стороне, просто делаешь свое дело. Упорно. Целеустремленно. Поэтому у тебя все получается… – Она выдержала паузу и вновь улыбнулась: – Очкарик.
Мама Валя крайне редко называла Федора кличкой, и в ее устах она всегда звучала очень нежно.
В любом поколении есть победители и побежденные. Есть те, кто встанет выше сверстников, и те, которые опустятся вниз. Так было, есть и будет. В любом веке, при любом общественном строе. Внешние же обстоятельства, какими бы тяжелыми они ни были, на количество победителей и побежденных влияют не сильно, не катастрофически. Зато у неудачников появляется удобный повод поплакаться в жилетку: эх, кем бы я был, если…
Некоторое время Волков и Валентина Сергеевна молчали, а затем старушка поинтересовалась:
– Яшу давно видел?
И закрыла предыдущую тему.
– Давно, – вздохнул Очкарик.
– Зайди к нему, Федя, – попросила Мама Валя. – Он не такой твердый, как Илья или ты, не такой оптимист, как Лева. Ему нужна поддержка.
– Но он даже…
– Зайди к нему. – В голосе старушки послышался металл.
– Хорошо. – Волков знал, что обязательно выполнит просьбу Мамы Вали. – Вы ни о ком не забываете.
– Как можно забыть о детях?
– Не знаю, – улыбнулся Федор. – Не представляю.