Выбрать главу

Василии Кириллович Тредиаковский (1703–1768)

Услышав фамилию Тредиаковский, многие начинают смеяться. И вспоминают плохие стишки, будто бы написанные Тредиаковским.

У него и в самом деле есть плохие стихи, но и есть и удачные. Пушкин называл прекрасными такие строчки:

Корабль Одисеев, Бегом волны деля, из глаз ушел и сокрылся…

Верно ведь: стихи плавные и сильные, они хорошо рисуют бег корабля по могучему морю.

Но главным делом всей жизни Тредиаковского была филология, учение о человеческом слове. «Его филологические и грамматические изыскания очень замечательны», — писал Пушкин.

Он открыл законы русского стихосложения. После этого открытия поэты стали писать хореем и ямбом — теми размерами, которыми пишут и сейчас. И другое было у него большое дело: он много думал о законах русского языка. И написал замечательную книгу: «Разговор о русской ортографии» (то есть об орфографии), 1748 год. Это — первое глубокое, многогранное исследование о русском письме. Книга большая, в ней 300 с лишним страниц.

Тредиаковский боялся, что читатель не одолеет научную книгу: не было еще привычки у людей читать длинные исследования. И он построил свой «Разговор» в виде диалога. Спорят, соглашаются, дополняют и опровергают друг друга два человека — Россиянин и Чужестранец. Речь Россиянина особенно жива, полна шуток, взволнованна, убедительна, — видно, что для Россиянина достоинства русского письма не постороннее дело. Так же как и для автора книги.

Тредиаковский так объясняет, почему он об орфографии пишет шутливо, забавно, образно: он хочет смягчить «мрачность материи»… В глазах читателя XVIII века теория письма была «мрачной материей», скучным предметом. И Тредиаковский идет навстречу читателю — развлекает его и учит размышлять над филологическими вопросами.

Тредиаковский был сторонником — горячим, упорным сторонником — письма «по звонам», то есть по звукам. Как произносят— так и надо писать. Он предвидит возражения: есть много омонимов, они звучат одинаково, а значат разное. Что же, и их писать одинаково? Тогда слова плот и плод, молот и молод, рот и род и многие другие придется писать одинаково. Нехорошо!

Тредиаковский возражает: по окружению, по контексту всегда будет ясно, какое слово употреблено. «Так, не имеет, кажется, быть никакого замешания в содержании, когда напишется слово плод по звону (то есть по звучанию): Плот, который в моем саду вырос сего лета, я сам оный и съел; Плот бревен сплавлен рекою».

Находчиво, изобретательно доказывал Тредиаковский: лучше всего писать «по звонам». Многое придется ломать в русском письме? Тредиаковского это не смущало.

И все-таки не смог он доказать, что писать по звукам хорошо. Для русского языка это и невозможно доказать. Но, рассуждая о письме, Тредиаковский сделал ценные наблюдения, прояснил много неясностей — достойно начал созидание теории русского письма.

Буква — слуга морфемы?

Прикинем

Итак, мы было подумали, что буква означает звук. Но рассудили, прикинули так и этак — не получилось. Зачем же нужны буквы? Чему они служат?

Отвечают: нужны, чтобы передавать морфемы. Единица, которую оберегают и передают наши буквы, — это морфема.

Морфема… Надо снова прикинуть: она ли героиня нашего письма? Но сначала разузнать бы, что такое морфема.

Если в обеих руках чемоданы

Морфемы… Это что-нибудь сложное? Нет, скорее простое.

…Изобрели особый прибор: шляпоприподниматель. Вы идете по улице, в обеих руках чемоданы, а навстречу — знакомый. Вы киваете ему головой, а шляпоприподниматель вежливо снимает с вас шляпу, приветливо приподнимает ее и потом снова нахлобучивает на вашу голову. Кивок приводит в действие механизм шляпоприподнимателя. В журналах были об этом известия, может быть в шутку.

Я уверен, что, прочитав слово шляпоприподниматель, вы его поняли. Почему? Вы знаете слова выключатель, взрыватель, усилитель, звукоулавливатель, картофелесажатель, громкоговоритель… Они обозначают прибор; и у всех есть часть -тель. Значит, -тель сообщает нам: этим словом назван прибор.

Если -тель значит «прибор», то, выходит, -тель — значимая часть слова. Значимая часть слова называется морфема.