Слова, придуманные поэтами
А вот поэты каких только слов не придумают! Маяковский, например, любил неологизмы. Как он их создавал?
Поэт грозит:
Он хочет
Он видит счастливое будущее:
Таких глаголов у него много:
Глаголы созданы так: к существующим в языке словам прибавлена приставка из- (ис-). Получилось новое значение: действие нарисовано как неистовое, напряженное, многообразно и сильно выявленное. Это приставка из- внесла в глагол такое значение.
Сам Маяковский придумал такую приставку из-? с таким значением? Нет, нашел в давно известных словах: бранить — избранить (Избранил меня в пух и прах), бродить — избродить (Я избродил эти места вдоль и поперек), грызть — изгрызть (Мыши изгрызли весь пол), убрать — изубрать (Елку изубрали всякими украшениями), дергать — издергать (Он издергал меня своими замечаниями), мерзнуть — измерзнуть (Мы так измерзли, дожидаясь поезда!), ломать — изломать (Он в гневе изломал все вокруг).
Поэт нашел приставку из- в языке, в давно известных словах. И перенес ее в свои новые слова. С этим именно неистовым значением.
Но если нашел, перенес, то, значит, для него приставка из- (притом — с таким именно значением) была живой; не выдумка ученых, а реальность языка!
Снова выходит: морфема всем нужна. И поэтам, и их читателям. И все ее уважают, как самый крохотный «атом» языка, несущий смысл.
Самовар Полупшённого
Иван Семенович Полупшённый любил чаек попивать из самовара. И вдруг самовар прохудился — в боку у него та-акая дыра! Вся вода выливается.
— Я и решил, ввиду этого обстоятельства, — рассказывал Иван Семенович, как всегда помахивая указательным пальцем перед собою, — переименовать самовар и теперь называю его тфулява. Придут гости — не угостите ли чаем? из самовара? А я им разъясняю: это не самовар, самовара нет, это тфулява. Они ничего не понимают и, необоснованно обидевшись, покидают мою квартиру. Вдруг прибежали мои племянники. Орут, необъективно шумят: «Дядя, чаю хотим». — «Нет чаю, нет самовара», — говорю. «А это что?» — «Тфулява». — «Что такое тфулява?» — «Самовар, в котором нельзя кипятить воду», — и показываю на дыру. «A-а, так он, значит, само-не-вар! Ничего-не-вар! Пусто-вар! Дырковатый недовар!» Бегают, всем рассказывают: «У нашего дяди само-не-вар!..» И пошло! Все спрашивают: «Починили ваш самоневар? Ваш пустовар?»
Тут Полупшённый разводит руками и с недоумением говорит:
— Почему получилась такая неувязка? Моего слова тфулява не понимают, а их — поняли и всюду разнесли… Уж эта мне молодежь!
А что тут удивительного? Так и должно было случиться. Подумайте, почему?
Нечего ей меняться!
Теперь ясно: каждый из нас морфему знает, каждый ее ценит. Многие не догадываются, что ее имя — морфема, но на деле с ней считаются. А как же? Она помогает понять слово.
Но если морфему писать, всякий раз подчеркивая (буквами) ее изменчивость, то это будет помеха для понимания. Стали бы мы, положим, писать: снек — снига — снижок — снишки — снежный… Сразу и не поймешь, что эти слова — про одно и то же. Про снег.
Нет, буква должна стоять на страже морфемы. Оберегать ее постоянство. Раз слова: снег — снега — снеговик — снеговой — про одно, про снег, раз у них один и тот же корень (одна и та же морфема) — пусть буквы и покажут это. Пусть подчеркнут постоянство морфемы, даже если звуки и не совсем одинаковые. Смысл-то у этих слов один, а морфема как раз смысловая, значимая единица.
Волшебник меняет лицо
Есть сказка о волшебнике, который умел менять лицо. Но так, что каждый раз что-нибудь одно меняется. Он не мог сразу изменить и свои глаза, и нос, и губы, и лоб, и волосы, а мог либо то, либо это. Но и одного изменения ему было достаточно, чтобы всех обмануть. Вдруг окажется, что зарос бородой — из нее еле видны нос и глаза. Нос и глаза волшебниковы, и по ним его можно бы узнать, да борода сбивает с толку — не бывало у него такой рыжей, такой могучей, такой густой, такой все закрывающей бороды! И пока его разглядят и узнают, волшебник успевает много бед натворить.