Где же правда? Что в действительности думал о сходстве приматов Гален? Почему ошибался и так противоречил сам себе? Об этом мы можем только догадываться. Кое-что могут прояснить некоторые особенности второй книги. Гален считает человека «единственным божественным созданием» на Земле, твердит о «совершеннейшей благости» Творца — Демиурга, который дарует каждому существу только ему подходящую внешность, и клеймит атеистов: «Если бы я захотел тратить больше слов для таких скотов... то рассудительные люди стали бы порицать меня за то, что я нарушаю святость его произведения, которое я передаю как религиозный гимн в честь Творца». Как видим, «рассудительные люди», враги атеизма, имели немалое влияние на книгу Галена. Римский врач еще полемизирует с библейским Моисеем, но уже оставляет «подобно Моисею, начало творения создателю».
Сейчас непросто объяснить противоречивое мировоззрение Галена, его парадоксы в описании приматов. Последователь родоначальника идеализма Платона — Гален далек от идей развития природы. Не забудем также, что он был врачом не только гладиаторов, но и римской знати, и самих императоров. Большой знаток идеологии Галена профессор Б. Д. Петров считает, что античный классик свои материалистические высказывания нередко прикрывал формальными ссылками на Платона, иными словами, лукавил. Не обусловлены ли парадоксы Галена в приматологии крепнувшими к концу II в. единобожными взглядами правителей Рима? Если он не прятался за удобную броню этих взглядов, что можно допустить, то, видимо, искренне заблуждался вследствие религиозности.
Но то, что еще мог позволить себе Клавдий Гален, уже не могли делать средневековые ученые. А если «позволяли», то отправлялись на костер инквизиции, как Сервет и Ванини. Либо их ждала судьба Везалия, также погибшего в результате преследований инквизиции.
Фундаментальный вклад в приматологию внес Карл Линней (1707 — 1778). И в наши дни его классификация приматов остается в главном верной. Это он впервые, как упомянуто, дав само название «приматы», объединил в еще весьма небезопасное время человека, обезьян и полуобезьян в один отряд, да к тому же присвоил ему термин, использовавшийся в церковной иерархии. Напомню, что род Homo у Линнея включал наряду с видом человека разумного — Homo sapiens, вид человекообразной обезьяны — Homo troglodytes, или с 10-го издания Homo sylvestris. Вот насколько он считал их сходными! А ведь Линней был верующим человеком и побаивался столкновений с клерикалами. Можно представить себе, каких душевных сил стоила ему верность науке.
Создавая «Систему природы» в 1735 г., Линней еще понимал ее в виде «четкой цепи произведений Творца». К концу жизни Линнея роль Творца в системе существенно сократилась. Изменение взглядов Линнея прослеживается на примере развития им классификации приматов. 14 февраля 1747 г. он писал петербургскому натуралисту Иоганну Гмелину: «Не угодно (не нравится) то, чтобы я помещал человека среди антропоморфных; но человек познает самого себя. Давайте оставим слова, для меня все равно, каким бы названием мы ни пользовались; но я домогаюсь (узнать) от тебя и от всего мира родовое отличие между человеком и обезьяной, которое (вытекало бы) из основ естественной истории. Я самым определенным образом не знаю никакого; (о) если бы кто-либо мне указал хоть единственное. Если бы я назвал человека обезьяной или наоборот, на меня набросились бы... все теологи. Может быть, я должен был бы это сделать согласно науке». Вот ведь какие соображения терзали великого классификатора природы!
Известно, что еще за 15 лет до этого письма Линней внес в свой «Лапландский дневник» (11 июля 1732 г.) довольно дерзкие мысли о «нашем собственном виде». Если рассматривать особенности наших зубов, рук, пальцев и ногтей, писал молодой Линней, то невозможно не осознать, «в каком близком родстве мы находимся с павианами и другими обезьянами, дикими людьми лесов...» Значит, еще в первой трети XVIII в. Линней видел огромное сходство человека с обезьянами и, надо думать, прошел через немалые сомнения, прежде чем решился — через 26 лет, в 1758 г. — использовать слово «приматы» для обозначения единого отряда млекопитающих, куда вместе с человеком отнесены обезьяны и полуобезьяны!
Конечно, церковники не остались в долгу. В Папской области сочинения Линнея были запрещены, в Риме их обсуждение разрешено только с 1773 г. Задумаемся, что означали для религиозного Линнея, для его близких подобные ограничения со стороны официальной, почитаемой церкви?