В это же время на морских просторах продолжали трудиться более сотни советских судов, которым из-за превышения сроков службы это было не положено. Особенно интересно, что тогда же на Дальнем Востоке плавало судно, которому морской регистр запретил вообще выход в море. Почему особенно интересно? Да потому, что это было... спасательное судно! Написал я по поводу трагедии “Адмирала Нахимова” возмущенные статьи в центральные газеты, но как вы, вероятно, догадываетесь, опубликованы они не были и никаких последствий не имели.
Дело в том. что по законам всего мира семьи погибших должны были получить денежную компенсацию. Должны были получить компенсацию за погибшее имущество и немногие спасшиеся люди.
Сделаем вывод: причинная связь между столкновением судов и гибелью парохода “Адмирал Нахимов” есть. Но между столкновением и гибелью полтысячи человек причинной связи нет. Судно представляло собой трухлявую, насквозь проржавевшую посудину, которую чиновники Министерства морского флота не имели права использовать даже для перевозки дров, ибо команда — тоже люди.
После катастрофы чиновники говорили, что это был последний рейс “Нахимова”, и они собирались не использовать его больше, но верится в это слабо.
Трагедия “Нахимова” — это показатель отношения к людям в нашей стране.
КАК ПОДСЧИТЫВАЮТ УЩЕРБ, КОГДА ЕГО НЕТ
Найти черную кошку в темной комнате, когда ее там нет, — дело безнадежное. Но юристы и финансисты с высшим образованием успешно подсчитывают материальный ущерб, когда его нет в помине, да к тому же сажают ни в чем не повинных людей в лагеря на долгие годы. Не верите? Скажете, это тоже невозможно? Я вам это докажу.
При предъявлении иска о возмещении материального ущерба по юридическим правилам во всем мире, естественно, прежде всего надо доказать его наличие. Это по латыни conditio sine qua non — непременное условие. Но сначала немного истории.
Масштабная борьба с коррупцией началась еще при Брежневе. Заметим, что сейчас она еще масштабнее, но, как ни странно, коррупция растет прямо пропорционально росту борьбы с ней. Как и безуспешная борьба с организованной преступностью. Если вы посмотрите на самый престижный район Подмосковья (в районе Рублевского шоссе и Барвихи) и на выросшие там роскошные виллы, то большинство из них принадлежит не "новым русским", а, что тоже странно, чиновникам, получающим довольно скромную зарплату.
Вспоминается мне старинный, столетней давности анекдот. Задача: чиновник получает жалованья 24 рубля в месяц. За квартиру платит 25 рублей. Спрашивается, откуда он берет этот рубль? Ответ — остается с прошлой получки. Сейчас отвечают иначе — взял кредит в банке.
Но при Брежневе начали крутую борьбу со взяточниками. Полетели большие головы. Прокатилась волна “самоубийств”: глава МВД Щелоков и его жена, зам. председателя КГБ Цвигун и много-много других. Вспоминаю особо интересное “самоубийство” заместителя министра МВД Узбекистана Давыдова. Лежал он в госпитале (куда обычно ложатся чиновники, когда начинает пахнуть жареным), откуда-то у него взялся пистолет, из коего он себя буквально расстрелял. Первая пуля раздробила челюсть, вторая застряла в затылке, и после этого “он нашел в себе силы” выстрелить себе в висок! Рекорд для книги Гиннеса.
Раскручивалось тогда знаменитое “Узбекское дело”, которое следователь Гдлян настойчиво требовал называть “Кремлевским делом”. И не без. оснований. Тогда же вел дела по московской торговле следователь по особо важным делам Прокуратуры СССР В. Олейник, но вынужден был в 1989 г., то есть в конце горбачевской “перестройки”, подать в отставку. В обширном интервью он рассказал о том, как “обрубаются” следы, ведущие на самый верх. Все эти громкие дела заглохли, когда к, власти в стране пришел любимец Запада демократ Горби.
Эхо “Узбекского дела” случайно докатилось и до меня. При моем институте был факультет повышения квалификации, на котором финансовые и банковские чиновники в обязательном порядке раз в пять лет были обязаны проходить дообучение. Все они имели высшее образование.
И вот однажды ревизор областного финансового управления, преисполнившись ко мне уважения, решил показать, что и он не чужд юриспруденции. Намекнув, что документы судебного дела, в котором он участвовал как ревизор, секретные, но, доверяя мне, он хочет, чтобы я их посмотрел. Было это мне не интересно, но чтобы его не обижать, я их взял. Дома я только взглянул на расчеты по определению материального ущерба и