Изолированным от стада слонятам набрасывают на заднюю ногу и голову петли и привязывают их к деревьям, а затем конвоируют при помощи слонов-«воспитателей» на станцию. Процесс обучения дикого слона занимает около восьми месяцев.
Однако слонов всё же нельзя считать настоящими домашними животными, так как в неволе они размножаются крайне редко.
В СССР впервые такой редкий случай произошёл в Московском зоопарке в августе 1948 года: слониха Молли родила слонёнка, которому дали кличку Москвич. Вес новорождённого был 100 килограммов. В августе 1952 года Молли родила второго сына, названного Каратом.
Интересно было в те годы наблюдать за жизнью слоновой семьи. Слонёнок, как свойственно всем детёнышам, отличался резвостью и игривостью. На просторной Слоновой горке зоопарка он любил гоняться за воробьями, слетавшимися к слонам в поисках съестного, любил бороться, сталкиваясь лбом в лоб со своим отцом — громадным Шанго. Подражая матери, детёныш то обмахивался ветками, то обдавал себя песком и водой, забранными в хобот. Когда слонёнок слишком шалил, отец или мать отталкивали его хоботом, дёргали за хвост.
Характеры слонов были различны. Сорокалетняя Молли относилась доверчиво и ласково к служителям слоновника; сорокапятилетний Шанго, наоборот, с возрастом становился всё более капризным, диким и даже опасным для окружающих, хотя к своей семье — Молли, Карату и Москвичу, был очень привязан и жил с ними в полном согласии. К сожалению, слониха Молли трагически погибла в 1953 году, застряв головой между железными балками слоновника при попытке прорваться к Карату, которому в соседнем помещении ветеринарные врачи делали хирургическую операцию. Москвич и Карат в настоящее время демонстрируются в других зверинцах Союза. Ископаемые хоботные животные — мамонты — не уступали по размерам азиатским слонам. Они жили в отдаленную, ледниковую эпоху. Бивни их были длиннее, чем у современных слонов, достигая 2–2,5 метров, тело покрыто длинной шерстью, служившей защитой от холода. В Сибири в прошлом находили и в настоящее время находят отдельные кости, части скелетов и очень редко почти целые туши мамонтов, сохранившиеся в течение тысячелетий в вечной мерзлоте почв Заполярья.
В России мамонтов начали изучать со времён Петра I, когда был издан специальный указ о доставке находимых в Сибири костей и бивней мамонтов в Петербургскую кунсткамеру. Исследованием мамонтов занимался, в частности, М. В. Ломоносов.
Находка более или менее целого трупа мамонта является исключительным событием, но такие случаи крайне редки. Так, например, за период с 1805 по 1900 год Петербургская Академия наук получила всего 30 извещений о находках мамонта. Однако ни одного из этих мамонтов не удалось ни добыть, ни доставить, так как по тогдашним условиям связи и транспорта посланные экспедиции прибывали к местам находки с таким запозданием, что обнажившийся из-под земли труп либо совсем исчезал, смытый бурным паводком, либо учёным доставались лишь ничтожные остатки скелетов, кожи и шерсти; мягкие части расхищались дикими зверями и иной раз местные охотники даже скармливали их собакам. Другое дело — находки бивней, зубов и костей. Их в Сибири находят довольно часто, и бивни мамонтов, так называемая мамонтовая кость, высоко ценящаяся на мировом рынке, ещё с середины XVIII века служила в Якутии предметом промысла. Имеются данные, указывающие, что в Якутске перед первой мировой войной продавалось в среднем до 1500 пудов мамонтовой кости ежегодно. Принимая средний вес бивней одного мамонта за 7–8 пудов, можно подсчитать, что указанное выше количество кости могло быть получено примерно от 200 мамонтов. За десятки лет промысла эта цифра, соответственно увеличенная, даёт представление о немалом числе мамонтов, населявших когда-то территорию Сибири.
Только в 1901 году удалось впервые доставить в музей Петербургской Академии наук сравнительно хорошо сохранившийся труп мамонта.
История этой находки такова. В 1900 году ламут Тарабыкин, охотившийся за оленями в 300 километрах от Среднеколымска, заметил торчавшую в подмытом обрыве реки Берёзовки (приток Колымы) голову мамонта. Охотник вырубил один бивень и привёз его в Среднеколымск, где рассказал о своей находке казаку Явловскому. Последний, сразу оценив важность находки, сообщил о ней в Иркутск, откуда немедленно пошло уведомление в Петербургскую Академию.