Тугодум даже и не подумал отвечать на это великодушное предложение. Не обращая больше внимания на Ноздрева, он обернулся ко мне:
- И долго еще вы будете выслушивать этот бред?
- Еще два-три вопроса, и все! - ответил ему я и снова обратился к Ноздреву: - Скажите, господин Ноздрев, а кроме тех сведений, которые вы нам сообщили, вам что-нибудь известно про Чичикова?
- Еще бы, не известно. Доподлинно известно! И представь, сам своим собственным умом дошел... Этот самый Чичиков... слышишь?.. На самом деле вовсе и не Чичиков!
- А кто же?
- На-по-ле-он! - торжественно ответствовал Ноздрев.
- Наполеон Бонопарт? - уточнил я.
- Он самый, - уверенно отвечал Ноздрев. - Ну, разумеется, переодетый. Что, не веришь?
- Поверить трудно, - признался я. - Ведь Наполеон в это время был уже на острове Святой Едены. Каким же образом он мог бы оказаться в России?
- Изволь, я тебе объясню, ежели сам смекнуть не можешь. Англичанин, слышь, издавна завидует, что Россия так целика и обширна. Несколько раз даже карикатуры выходили, где русский изображен с англичанином. Англичанин стоит сзади и держит на веревке собаку. А под собакой кто разумеется? А? обернулся он к Тугодуму.
- Кто? - растерялся Тугодум.
- На-по-ле-он!.. Смотри, мол, говорит англичанин, вот только что-нибудь не так, дак я на тебя сейчас выпущу эту собаку. И вот теперь, стало быть, они и выпустили его с острова Елены. И он пробрался в Россию, представляя вид, будто бы он Чичиков. А на самом деле он вовсе не Чичиков, а На-по-ле-он!
- Тьфу! - В сердцах Тугодум даже плюнул. - Это знаете, уж такая ерунда!..
- А вот и не ерунда, - парировал Ноздрев. - Мы даже нарочно портрет глядели. И все нашли, что лицо Чичикова, ежели он поворотится и станет боком, очень сдает на портрет Наполеона. А наш полицмейстер, который служил и кампании двенадцатого года и лично видел Наполеона, тоже подтвердил, что просто он никак не будет выше Чичикова и что складом своей фигуры Наполеон тоже нельзя сказать, чтобы слишком толст, однако ж и не так чтобы тонок.
Тугодум хотел ринуться в очередную атаку, но я жестом остановил его.
- А не кажется ли вам, господин Ноздрев, - дипломатично начал я, - что этими подозрениями вы невольно унижаете низложенного императора Франции. Что ни говори, а он все-таки великий полководец, гений. Как говорится, властитель дум. Недавний кумир всей Европы. А Чичиков... Ну что, в сущности, такое этот ваш Чичиков? Обыкновенный мошенник.
- Вот верное слово: мошенник! - обрадовался Ноздрев. - И шулер к тому же. Да и вообще дрянь человек. Что об нем говорить! Такой шильник, печник гадкой! Я его в миг раскусил. Порфирий, говорю, поди скажи конюху, что бы не давал его лошадям овса! Пускай их едят одно сено!.. Но только уж поверь, дружище, - доверительно положил он руку мне на плечо, - этот твой Наполеонишка ничуть не лучше. Такая же ракалия. Ей-Богу, они с Чичиковым одного поля ягоды.
Тут уж не выдержал Остап Бендер.
- Пар-рдон! - пророкотал он, с особенным смаком напирая на букву "р". Я не ангел. У меня есть недочеты. На предыдущем нашем заседании я ошибся, рекомендуя принять в почетные члены нашего Сообщества месье Хлестакова. Но вторично этот номер не пройдет. Господа! Вы слышите? Нас хотят уверить, что Чичиков - это второй Хлестаков!
- Не совсем так, - возразил я. - Если подвести итог свидетельским показаниям господина Ноздрева, получается, что Чичиков сильно перещеголял Хлестакова. Обратите внимание: Хлестаков хотел жениться на дочери городничего. А Чичиков собирается увезти дочь губернатора. Хлестакова приняли за главнокомандующего, а Чичикова - берите выше! - за самого Наполеона!
- Как говорил один мой знакомый, бывший камергер Митрич, мы гимназиев не кончали, - вздохнул Остап. - Однако кое-что из уроков российской словесности я все же помню. Насколько мне известно, никто никогда не брал на себя смелость утверждать, будто Чичиков хоть отдаленно напоминает Хлестакова.
- Ошибаетесь, друг мой, - возразил я. - Один из первых рецензентов "Мертвых душ", весьма известный в ту пору русский литератор Николай Иванович Греч, прямо писал в своем отзыве о гоголевской поэме "Чичиков жестоко смахивает на Хлестакова".
- Пардон. Вам виднее, - сказал Остап. - Но я с этим господином решительно не согласен.
- Однако, господа, - возвысил я голос, - мы с вами не дослушали показания господина Ноздрева. Если позволите, я хотел бы задать ему еще один вопрос.
- Да зачем это? - сказал Тугодум. - Ведь ясно же, что он все врет. Сколько ни старайтесь, вы все равно не услышите от него ни словечка правды.
- А вот это мы сейчас увидим... Господин Ноздрев! - продолжил я допрос свидетеля. - Скажите, не приходилось ли вам слышать что-нибудь насчет того, что Чичиков будто бы покупал крестьян на вывод в Херсонскую губернию?
В ответ раздался сочный жизнерадостный хохот.
- Ха-ха-ха!.. Он? На вывод?.. Крестьян?!. Херсонский помещик?!. И вы поверили?.. Да он скупал мертвых!
- Как мертвых? - ошеломленно спросил Джингль.
- А вот так! Приехал ко мне, да и говорит: "Продай мертвых душ!" Я так и лопнул от смеха. Приезжаю в город, а мне говорят: Чичиков, мол, накупил три миллиона крестьян на вывод. Каких на вывод! Да он торговал у меня мертвых! Истинную правду вам говорю: он торгует мертвыми душами. Клянусь, нет у меня лучшего друга, чем он. Вот я тут стою, и, ежели бы вы мне сказали: "Ноздрев! Скажи по совести, кто тебе дороже, отец родной или Чичиков?" - скажу: "Чичиков". Ей-Богу... Но за такую штуку я бы его повесил! Ей-Богу, повесил!..
Джингль в растерянности покачал головой.
- Много слышал вранья, сэр. Сам не дурак сплести историю. Воображение работает. Язык подвешен недурно. Весьма. Но такой чепухи отродясь не слыхивал.
- А между прочим, как раз сейчас он сказал чистую правду, - вмешался Тугодум.
- Не смешите меня, сэр! - распалился Джингль. - Печатал фальшивые ассигнации, говорите вы? Верю! Хотел увести дочь губернатора? Безусловно верю. Сам не раз был замешан в таких делишках. Дон Болеро Фицгиг. Гранд. Единственная дочь Донна Христина. Прелестное создание. Любила меня до безумия. Ревнивый отец. Великодушная дочь. Романтическая история. Весьма...
- Эту романтическую историю знает каждый, кто читал "Записки Пиквикского клуба", - прервал я его воспоминания. - Если вы хотите сказать что-нибудь по существу дела, Джингль, держитесь ближе к теме.
- Извольте, сэр! Я хочу сказать, что ни на грош не верю в эту историю про мертвецов. Мистер Чичиков торговал мертвецами, говорите вы? - обернулся он к Ноздреву. - Чепуха, сэр! На что могут понадобиться мертвецы? Какая от них польза?
- Он не мертвецов покупал, а только списки, - попытался объяснить ему Тугодум. - В списках они числились как живые. И поэтому он мог получить за них кучу денег.
- Куча денег? За мертвецов? Сказка, сэр! И прескверная сказка. Весьма.
- Да объясните же им! - обернулся ко мне Тугодум. - Они все тут наверняка не читали "Мертвые души". А я, хоть и читал, честно говоря, тоже не очень-то понимаю, в чем состоял смысл всех этих махинаций Чичикова.
Убедившись, что никто из собравшихся толком не понимает, да и не может понять, в чем состоял смысл задуманной Чичиковым аферы, я попытался как можно проще им это растолковать.
- Существовал опекунский совет, - начал я. - Каждый помещик мог заложить туда принадлежавших ему крепостных И получить под этот залог определенную, причем немалую, сумму денег. Сделка, разумеется, совершалась только на бумаге. Закладываемых крестьян никто и в глаза не видел. Вот Чичиков и придумал: скупить по дешевке умерших крестьян, которые по документам значились как живые. А потом...