Сергей Эйгенсон
(Марко Поло)
ЗАНИМАТЕЛЬНОЕ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
(МАЛЬЧИШ-КИБАЛЬЧИШ И ДРУГИЕ ИСТОРИИ)
МАЛЬЧИШ-КИБАЛЬЧИШ И ДРУГИЕ
1. Удивительная сказка, похожая на историю
Аркадий Петрович Гайдар и его книги расположены так заметно на возвышенном месте в центре советской детской литературы, что всякому хочется подойти и потереться спинкой, как носорогу о баобаб.
Вершиной тут, конечно, является пелевинское эссе о детях-убийцах в произведениях Гайдара — "Полет над гнездом врага". При всей эпатажности оно не скрывает сыновней преданности современного классика классику довоенному. Конечно, в этом чувстве слышны отчетливые подростково-нигилистические критиканские ноты, как и положено повсеместно с момента изобретения Generation Gap и сердитых молодых людей. Но это именно любовь, что особенно заметно на фоне нудных и бездарных попыток всевозможных буровских-куняевых как-то обгадить известного писателя, его книги и биографию.
Некоторым исключением в списке этих хулительных текстов является солоухинский как бы документальный роман "Соленое Озеро". Я, скажем, с детства принадлежу к числу поклонников таланта автора "Капли Росы" и здесь тоже ясно вижу следы того же пера. Однако плодовитому владимирцу, повидимому, повредила именно его писательская талантливость и набранная в предыдущих книжках o грибах, травах и подледной ловле природоописательная инерция. Он чрезвычайно художественно, но сомнительно по достоверности изобразил горнотаежных хакасов и чалдонов в виде грибов с глазами, которые безответно глядят, как их ни за что ни про что мучает жестокий шестнадцатилетний серый волк в знаменитой по иллюстрациям папахе.
Даже самая первичная проверка приведенных Солоухиным ужасных фактов, показывает, что эти факты в большинстве сочинены на скорую руку самим же Солоухиным. В прочем же являют собой часть картины всеобщей жестокости и захлестнувшего в ту пору по Божьему попущению Светлую Росию безумия, где чекисты расстреливают заложников, казаки брата-атамана Анненкова засекают и насилуют непокорные села, романтические вертинские юнкера устраивают погромы, а сибирские основательные мужики раздевают белых офицеров и красных комиссаров догола, чтобы выставить их в комарином болоте. Не дай Бог, когда безумная Велга вырывается из клетки на российские просторы!
Впрочем, нападки на дедушку-писателя, по большей части, связаны еще и с желанием сказать что-нибудь особенно обидное в адрес его внука-экономиста. Егор Гайдар, конечно, глубоко виноват перед населением РФ уже тем, что зайдя по долгу службы в кладовку и обнаружив там пустоту, он не стал, в отличие от своих предшественников, обнадеживать публику, что все образуется, а бесцеремонно объявил, что в Закромах Родины нынче ничего нету и рассчитывать не на что.
Но вот конкретно я, к слову, и так догадывался, что там — мыши, замаскированные утешительными цифрами на сберкнижках. Так что в тот раз у меня на Егора Тимуровича обиды не возникло. Хотя был период, когда у меня это имя, буквально, навязло в ушах и я иногда желал не подозревающему о том молодому ученому… ну, ничего такого уж страшного, но, по меньшей мере, исчезнуть из поступающих на мою голову сообщений.
Сообщения эти исходили от тетушек моей жены, милых интеллигентных дам из танкостроительной сферы, к тому периоду уже на пенсии, которых связывала полувековая дружба с бабушкой экономиста — вдовой детского писателя Лией Лазаревной, по-семейному — Ралей. Той самой, которая в образе Маруси из "Голубой Чашки", как помните, сильно загуляла с приехавшим из Арктики летчиком, что, собственно, и вызвало сюжет знаменитого рассказа. Даже в восьмидесятилетнем возрасте дама не вызывала сомнений, что в свое время — могла! И не только с летчиком, но, при случае, и с капитаном ледокола, чемпионом-шахматистом, укротителем тигров или членом Центральной Контрольной Комиссии. Ближайшей аналогией я, пожалуй, мог бы подобрать известную Елену Сергеевну Нюренберг-Шиловскую-Булгакову. Да, были люди и до нынешнего времени — просто не было тогда 1-ой программы у телевизора, чтобы следить, не отрываясь, за их интимной жизнью. Но ко времени нашего знакомства она уже, конечно, укаталась и проводила пенсионную жизнь с последним мужем, известным тренером по фигурному катанию. Ну, сын — контр-адмирал по газетной части. Внук-аспирант.
Она делилась с приятельницами, а те неуклонно сообщали мне каждую новость об успехах бабушкиного внучека. Что, пока я валяю дурака, изображаю из себя Смока Беллью на просторах Ханты-Мансийского округа, скандалю из-за газовых факелов и лишаю ихнюю любимую племянницу и обожаемого внучатного племянника прелестей московской жизни: