Воевать-то не из-за чего! Ну, понятно, из-за чего на Дону, Кубани, Тереке горло грызут друг-другу казаки, иногородние, горцы. Из-за земли. Но там урожай этой земли — золото пшеницы, льющейся в ближние экспортные порты: Таганрог, Ростов, Новороссийск. А тут…
Семиреченская область Туркестанского генерал-губернаторства. По Брокгаузу-Ефрону в наличии 353 тыс кв. верст, 1070 тыс жителей на 1905 год, в том числе более 100 тыс — русских, остальные — казахи, которых, впрочем, русские именуют киргизами; настоящие киргизы, сверху именуемых кара-киргизами; дунганы — киайцы-мусульмане и прочие туземные народы. Впрочем, к нашему 1920 году русских уже поболее — крестьянская колонизация продолжается, а кочевых туземцев сильно убавилось. Но пока — земли хватает. После попытки бунта в 1916-м и его достаточно крутого, чтоб не назвать геноцидом, подавления властью и русскими колонистами, много кочевников ушли в соседний Китай и нынче тихо мрут там с голодухи.
Большая Гражданская война Ленина, Троцкого, Деникина и Колчака бушует где-то там, за песками и степями. А здесь жестоко режутся как раз казаки, конечно, под "белым" знаменем и крестьяне — столыпинские переселенцы под приблизительно красным. Война, по факту, идет самая из самых партизанская, между белой Партизанской дивизией и красными партизанами из отрядов с патетическими названиям вроде такого — "Тарбагатайские Красные Орлы". Война страшная, с систематическими расстрелами пленных с обеих сторон, с жестокими, догола, реквизициями у красных и с поголовной поркой захваченных сел у белых.
От Красного Центра, Москвы и Петрограда семиреки отделены, кроме расстояний, еще и "дутовской пробкой", перекрывшей Среднеазиатскую железную дорогу у Оренбурга и Актюбинска, от местной советской столицы Ташкента — восемью сотнями верст разбитых дорог, горными хребтами, песками и реками. От Правителя в Омске тоже доезжай не доедешь. ТуркСиб пока еще в проекте. Так что причина такой ожесточенности должна быть на месте. Ни в советских многотомных трудах, ни в нынешних бойких статейках о Белом Движениии про это — ничего. Более упор на беззаветных героических командиров и комиссаров в книгах, изданных до 1991 года, и на столь же беззаветных сусальных белогвардейцев — в более поздних изданиях.
На счастье, по сравнительно свежим следам основоположник советской литературы Дмитрий Фурманов написал документальную повесть "Мятеж"[2] (1925). Очень рекомендую! Достаточно откровенно, без налипшей впоследствие густой и сладкой патоки, комиссар рассказывает, что знает, о событиях, предшествавших его приезду в столицу Семиречья Верный в марте 1920 г. и вполне подробно о том, что видел и в чем участвовал сам во время местного "кронштадта", бунта городского гарнизона, требовавшего демобилизации вместо предписанной сверху переброски на другие фронты. Подробно и содержательно он рассказывает, как грамотные горожане-функционеры долго дурили голову темным мужикам-красноармейцам, выпускали пар их агрессивности в резолюциях и заседаниях, а потом, с подходом из центра свежего неместного кавполка, переловили бунтарей — кого к стенке, кого в лагерь.
Вообще, очень поучительная книга. Вот в ней-то я и нашел абзац, где автор походя дает деталь, вполне объясняющую для нас накал страстей в этом заброшенном углу.
И еще тут одно крупное дело пощекотало нас ощутительно. В Семиречье, особенно в уездах, близких к Китаю, как известно, засевают массу опийного маку. Злоупотреблений, спекуляции в этом деле — тьма тьмущая. Опий обычно скупают китайские купцы и увозят через границу к себе. Теперь вот, поздней весной, поля опийные давно и обильно были засеяны. Все кинулись на доходную статью. Был случай в Джаркенте: один "коммунист" в своем собственном хозяйстве под опий угораздил ни много ни мало, как… пятнадцать десятин! Со всех сторон в то же время неслись протесты: требовали опийные поля перепахать под хлеб, ибо с осени опием-де не прокормишься. Было немало и таких случаев, когда поля такие самочинно разносились впрах и на месте опия "победившие" самолично возились с пшеницей. Надо было и тут что-то делать и делать спешно, — опийные поля надо было сохранить, а в то же время и не дать опию утечь в Китай.
Вот себе ни… Ну-ка, давай посмотрим по Сети! Оказалось, что это только для меня оно большая новость, а у бонистов — коллекционеров бумажных дензнаков — в большом почете выпускавшиеся в ту пору местной соввластью "семиреченские опийные рубли". Банкноты так и имели на лицевой стороне подписи местных финансового и военного наркомов, а на обратной стороне надпись: "Кредитные билеты обеспечиваются опiем, хранящимся въ Государственномъ банке, и всем достоянием области Семиречья".