…
У них, действительно, есть кое-что близкое в судьбах. Родились с разницей 4 года (1880 и 1884) оба в «не столь удаленных» губерниях Российской империи. Вятской для Александра Гриневского и в губернском городе Смоленске для Беляева. Отец Грина сосланный «за повстання» польский шляхтич, Беляев из поповичей. Но, в общем, это, конечно, среда разночинная, как тогда говорили.
Учился Гриневский кое-как, больше читал книжки. Свифт, Марриетт, Майн Рид. Еле закончил четырехклассное училище, получив к тому времени детское прозвище Грин. В 16 лет его, как говорится, «позвало море». Он уехал из Вятки в Одессу, мечтая стать матросом. Видимо, ему мечталось что-то вроде приобщения к морю его героя Артура Грэя — “… он потерял слабость, став широк костью и крепок мускулами, бледность заменил темным загаром, изысканную беспечность движений отдал за уверенную меткость работающей руки, а в его думающих глазах отразился блеск, как у человека, смотрящего на огонь. И его речь, утратив неравномерную, надменно застенчивую текучесть, стала краткой и точной, как удар чайки в струю за трепетным серебром рыб». Но на самом деле моряка из него не вышло. Помешали природная безрукость и неумение привыкнуть к грубому и иногда непосильному матросскому труду. Если его и брали матросом, то оказывалось, что это на один рейс. А потом безжалостно списывали на берег.
И дальше, уже после отъезда из Одессы был он рыбаком на Каспии, чернорабочим в депо, лесорубом, золотоискателем, шахтером, театральным переписчиком пьес, солдатом — пришел возраст призыва, наконец, дезертиром. Тут он подался… ну, куда мог податься молодой, интеллигентный и романтичный парень в 1903 году… конечно, в эсеровские агитаторы. При этом, обратите внимание, в Боевую Организацию на террор он все же не пошел. Было внутреннее отвращение к убийству, к крови.
Задержали. Ну, тюрьмы, ссылки, побеги, вырванная революцией в октябре Пятого года амнистия. Новая ссылка в Туринск и новый побег. С чужим паспортом он начал писать свои первые рассказы. Сначала — о подпольи, о жизни революционного агитатора, о буднях эсеровской организации в провинции. Ну, это не он один писал такое. Но революция угасла, и он стал писать о другом. В 1910-м появились в печати первые рассказы из «сказочной серии» о Колонии Ланфиер и Острове Рено.
В этом же году госмашина вдруг обнаружила, что модный писатель Грин и не отбывший срок ссыльный Гриневский — один и тот же человек. Его взяли за жабры и отправили досиживать ссылку в Пинегу. Туда к нему приехала его «тюремная невеста» Вера и они обвенчались. Грин продолжал писать, а через два года, уже легально, переехал в Петербург. Каждые две недели с его пера сходил новый рассказ, в основном, про сказочные Гель-Гью, Зурбаган и Лисс, про отважных водителей парусников и веселые разноцветные порты.
Завелись связи и знакомства в литкругах Питера. В основном в «желтых журналах», но печатался он и в солидных толстых ежемесячниках. Образовалась дружба с Куприным. Тут, конечно, нужен был крепкий организм и безотказная печень. Очень уж любил Александр Иванович неслабые напитки. Но Грину и самому нравился богемный образ жизни, с ресторанами. «Квисисана», «Вена», «Бродячая собака». Дешевые второразрядные ресторанчики именовали тогда в столице «капернаумами». Уж не оттуда ли название деревни в «Алых парусах» — Каперна?
Но дружба дружбой, веселые развлечения и попойки развлечениями и попойками, а жена такой бойкой жизни не выдержала. Ушла, хотя он продолжал ее любить и глубоко уважать, но ничего с собой поделать не смог. Грин к этому времени дописался до трехтомника своих рассказов. Разбогатеть при таком образе жизни он не разбогател, но кто вообще видел когда-нибудь богатого писателя?
Началась Мировая война. Пришел Февраль, который он, как вся Россия от пролетария до великого князя Кирилла Владимировича, принял восторженно, но с некоторым непониманием. Октябрьский переворот Грин воспринял холодно. В отличие от Владимира Маяковского он никак не мог бы сказать о нем даже задним числом: «Моя Революция!» Но и в активной антибольшевистской деятельности в отличие, например, от Виктора Шкловского или своего друга Куприна тоже, как будто, не замечен. Всеобщий интеллигентский защитник и кормилец Максим Горький добыл ему академический паек и пристроил в последний ковчег Серебряного Века знаменитый «Дом Искусств». В здешней мрачной комнате и была написаны самые гриновские знаменитые «Алые Паруса». Они посвящены новой жене Грина Нине.