…
Александр Романович Беляев родился четырьмя годами позже Грина. Юный попович остался в семье единственным ребенком. Он как раз учился прилежно, закончил духовное училище, потом Смоленскую духовную семинарию. Но по отцовской стезе не пошел. Поступил после семинарии в знаменитый ярославский Демидовский лицей, чтобы стать юристом. Была, однако ж, и в нем романтическая струя. Он, к примеру, любил прыгать с сарая с имитацией крыльев из веников или с зонтиком, как бы изображая Икара. Однажды так ударился спиной, что это, возможно, отразилось на его будущей жизни, заставив месяцами лежать неподвижно в постели. Но пока до этого далеко.
В Пятом году он принимал участие в антиправительственной студенческой забастовке. В это время подрабатывал (не на первых ролях) в смоленском театре. Но все-таки на юриста выучился, стал помощником присяжного поверенного (как другой российский юрист В.И.Ульянов), потом стал и присяжным поверенным (как А.Ф.Керенский). Писал время от времени статьи в разных газетах. Съездил в Европу: Германия, Франция, Бельгия, Швейцария, Италия.
Женился, даже два раза, и оба раза не особенно удачно. Жены от него уходили. Очень нехорошо получилось со второй женой. В 1915-м году Александр Романович болел гнойным плевритом. Когда врач делал прокол, то нахалтурил: задел иглой позвоночник. Может быть, тут сказались и падения с крыши сарая в детстве, но Беляев заполучил костный туберкулез. Диагноз в то время почти безнадежный. Когда жена Вера узнала об этом, то сообщила, что она «не для того выходила замуж, чтобы ухаживать за больным мужем». И исчезла.
Беляев переехал в Ростов и теперь стал писать и печатать во много раз больше, чем до того. И, в том числе, появился его первый фантастический рассказ «Берлин в 1925 году», то есть, через десять лет в будущем. Текст, правду сказать, антинемецкий, но его не сравнить с энтузиастическими пророчествами хотя бы Владимира Маяковского о послевоенном времени, в котором «… в Эссенской губернии когда-то страшный Крупп миролюбиво и полезно выделывает самовары». Да и то, что 1915 год для воюющей России остался главным образом отступлением из Польши, Галиции и части Прибалтики. Требовалось читателю что-нибудь духоподъемно-патриотическое. Но следующее фантастическое произведение Беляева — рассказ «Голова профессора Доуэля» появилось только десять лет спустя.
Чем было заполнено это десятилетие? Переездами из Ростова в Ялту, из Ялты в Москву. Работой — печатанием очерков и рассказов (не фантастических) в газетах, службой в милиции и Наркомате почт и телеграфов. Лечением туберкулеза позвоночника, потребовавшим многомесячного лежания в гипсе на спине, да еще в условиях окружающих голода и разрухи, когда и здоровому человеку выжить непросто. Новой женитьбой на Маргарите Магнушевской. В общем, со стороны Беляева сийесовский ответ о том, что он делал в годы общественной бури — «Я выжил» — звучал бы не пошло, а вполне достойно.
Но нам он, пожалуй, действительно интересен только после выхода «Головы…» в свет. За последовавшие пятнадцать лет он написал и напечатал 18 романов, 4 повести, более 40 рассказов. Это совершенно жюльверновские темпы, столько в советской фантастике тогда не сделал больше никто. Надо учесть, что посредине этого срока был сделан перерыв. В 1932 году вдруг обнаружилось, что научная фантастика не нужна пятилетке, отвлекает от трудовых подвигов и ее практически перестали печатать. Тогда Беляев совершил неожиданный поступок, поехал с семьей в Мурманск(!), завербовавшись на работу юрисконсультом Севтралтреста. На Кольском полуострове он среди прочего писал статьи в духе времени о возможности использования ветроэнергетики, о небходимости создания мурманского зоопарка, о текущей крыше в рабкооперативе и т. д… Но к приходу полярной ночи стало ясно, что местный климат — не для его здоровья и они вернулись на Большую Землю.
Если судить без пристрастий, то беляевская фантастика полностью находится в русле Жюля Верна с его верой в спасение человечества через знания и изобретения. Вспомним колонистов с острова Линкольна, у которых ни на секунду не возникают никакие общественные, философские либо религиозные сомнения. Их путь неуклонно ведет от использования линзы из двух часовых стекол для добывания огня к получению нитроглицерина и сооружению электрического телеграфа. У Беляева еще прибавляются обязательные советские условности насчет неминуемой победы над империалистами, не казенная, а простодушная вера в гений Циолковского и кое-какие заграничные реалии, большей частью почерпнутые из журнала «Мир приключений».