Пока Нинон кого-нибудь любила, никто не приходил к ней, кроме предмета ее увлечения; у нее, правда, бывали еще и другие, но только как приятные собеседники; кое-кто оставался ужинать, ибо стол у нее был довольно приличный. Дом у нее был обставлен вполне сносно; она всегда держала небольшую двухместную карету.
За Рамбуйе последовал Вассе. От него она получала содержание; он был очень богат и не перестал выплачивать эти деньги, даже когда время его миновало; но, подобно Кулону и Обижу, он бывал с ней близок, лишь когда у нее появлялось желание.
Фурро, претолстый малый, сын г-жи Ларше, замечательный лишь тем, что он превосходно знает толк в мясе, был у Нинон чем-то вроде банкира; она переводила на его имя свои векселя: г-н Фурро благоволит уплатить и т. д. Полагают, что он от нее почти ничего не получал. Она говорила, будто заметила у него опухоль на бабке, настолько он казался ей похожим на лошадь.
Шарлеваль, один из господ д'Эльбенов и Миоссанс сильно способствовали тому, чтобы приобщить Нинон к вольнодумству. Она говорит, будто нет ничего дурного в том, чем она занимается, не скрывает, что ни во что не верит, хвалится тем, что стойко держалась во время болезни, когда думали, что конец ее уже близок, и приобщалась святых тайн лишь из приличия. От этих троих господ она переняла особую манеру изъясняться и делать смелые умозаключения на манер философов; читает она одного Монтеня и судит обо всем, как ей вздумается. В письмах ее есть пылкость, но мысли излагаются беспорядочно. Она требует уважения к себе от всех, кто ее посещает, и не потерпела бы, чтобы самый знатный придворный посмеялся над кем-либо из ее гостей.
Кулон и она рассорились (в 1650 году), потому что Нинон рассталась с кварталом Маре ради Сен-Жерменского предместья[326], где жил Обижу. Покойный Моро младший, сын супруги заместителя Верховного судьи, был в ту пору без памяти влюблен в Нинон; он благоговел перед нею, словно перед королевой; он ей платил, но неизвестно, спал ли он с нею. Я слышал от соседей, что его лакей всегда читал записки своего хозяина, перед тем как передать их Барышне, и ответы Барышни по выходе от нее. Она как-то спросила Рамбуйе: «Скажите, такой-то хорош собой? Мне очень хочется острой приправы». Она говорила это, как вполне порядочная женщина, ибо всегда знала меру и весьма редко отваживалась забеременеть.
Во время поста 1651 года придворные частенько лакомились у нее скоромным; к несчастью, кто-то выкинул однажды из окна кость на голову проходившего мимо священника из церкви Сен-Сюльпис. Этот священник пошел к кюре, поднял у него большой шум, и движимый усердием, добавил, словно речь шла о какой-то мелочи, что в этом доме убили двух человек, не говоря уж о том, что там открыто едят мясное. Кюре пожаловался на это окружному Судье, который был мошенником. Нинон, узнав об этом, послала г-на де Кандаля и г-на де Мортемара к судье для переговоров, и тот учтиво принял их.
Следующим летом, присутствуя на проповеди, Нинон оказалась подле г-жи Паже, жены докладчика в Государственном Совете. Эта женщина с большим удовольствием побеседовала с Нинон и спросила у Дюпена, казначея, ведавшего мелкими расходами Короля, кто эта дама. «Это г-жа д'Аржанкур, из Бретани, которая приехала сюда по поводу своей тяжбы». Имя д'Аржанкур он назвал в насмешку[327]; г-жа Паже не поняла шутки и спросила у Нинон: «Сударыня, вам, стало быть, предстоит судебный процесс? Я помогу вам; мне будет весьма приятно похлопотать о такой милой женщине». Нинон кусала себе губы, с трудом удерживаясь от смеха… В эту минуту с ней раскланялся Буаробер. «Откуда вы его знаете?» — спросила г-жа Паже. — «Я его соседка, сударыня, я остановилась в этом предместье». — «Ах, никогда ему не прощу, что он нас покинул ради этой мерзавки Нинон». — «О, сударыня, — откликнулась Нинон, несколько озадаченная, — не следует верить всему, что говорят: быть может, это честная девица, ведь и про вас и про меня могут тоже наболтать разное; злые языки никого не щадят». (Эта г-жа Паже ведет легкомысленный образ жизни). По выходе из церкви Буаробер подошел к ней и сказал: «Вы очень мило побеседовали с Нинон». H тут эта дама необычайно разгневалась на Дюпена, а также и на Нинон; однако она нашла ее такой приятною, что Дюпен отважился привести Нинон в сад Тевнена, глазного лекаря, у ворот Ришелье, где прогуливались обычно его соседи. Г-жа Паже, жена племянника г-жи Тевнен, оказалась там в числе других и снова побеседовала с Нинон.