Аль-Мамун совсем потерял терпение и готов был расправиться с аль-Фадлем. Тогда я сказал: “О повелитель правоверных! Людей нельзя мерить одной меркой, не на всякого действует жестокость. Аль-Фадль считал, что я неправильно обращаюсь с Амром, но, когда Амр попал к нему, ничего не смог с ним сделать. Если бы ты предоставил мне действовать самому, я бы без труда получил от него три миллиона, ибо вот она, опись Амра, составленная его рукой и удостоверяющая наличие у него такой суммы”. И я вынул бумагу и положил ее перед халифом. “Если бы я знал, — продолжал я, — что повелитель правоверных примет три миллиона, я предложил бы ему такую уплату. Я говорил о двух миллионах, рассчитывая добавить еще один, если халиф не захочет довольствоваться двумя. Но теперь, клянусь Аллахом, ничего не получится, и, после того, что с ним было, Амр не даст ни гроша. Если повелитель правоверных считает, что Амра нужно казнить, — это его дело, но, во всяком случае, сейчас уже нет никакой возможности взыскать с Амра хоть что-нибудь”.
Аль-Мамун несколько смутился и в раздумье опустил голову, но вскоре поднял ее и сказал: “Хорошо, не должно быть тому, чтобы один из моих катибов или чиновников-набатейцев оказался великодушнее, честнее и мудрее меня. Я дарю тебе, Мухаммад, Амра и его долги, бери его и делай с ним, что хочешь”. И я забрал Амра из дома аль-Фадля ибн Марвана и отправил его домой с должными почестями.
(1, 69, 136) Эта история напоминает мне другую, которую я нашел в записях кади Абу Джафара ибн аль-Бухлуля. Он утверждает, что Мухаммад ибн Ахмад аль-Хушами сообщил ему следующее:
— Аль-Хаджжадж ибн Юсуф однажды повелел Мухаммаду ибн аль-Мунташиру схватить Азадмарда ибн аль-Фиринда и бить его по руке и ноге, пока не изымет у него деньги, которые тот был должен. “Однако мне удалось за одну неделю, — сказал Мухаммад, — получить от него триста тысяч дирхемов при помощи весьма мягких мер. Аль-Хаджжадж этим не удовлетворился, забрал его от меня и передал своему палачу Маадду, который стал избивать его, калеча сначала руку, потом ногу. Однажды, когда я проезжал по улице, Маадд вывез Азадмарда на муле и поставил его на моем пути. Азадмард попросил меня приблизиться и сказал: „Тебе поручали то же самое дело, что этому человеку, но ты обращался со мной по-хорошему, поэтому я охотно выплатил какую-то сумму денег, но, клянусь Аллахом, ни единого дирхема не удастся получить от меня силой. Тридцать тысяч динаров моих денег лежат у такого-то, возьми их в награду за твое доброе отношение". Я заверил его, что не возьму у него ничего, ведь он находится в таком бедственном положении. Тогда он спросил меня: „А знаешь ли ты, какое изречение пророка я слышал от твоих единоверцев?" Я ответил, что не знаю. „Когда Аллах желает людям добра, он ставит над ними лучших и посылает дождь вовремя, а когда он желает им зла, он ставит над ними наихудших и посылает дождь не вовремя".
Затем он велел погонщику мула двинуться, а я оставался на месте, пока не пришел посланец аль-Хаджжаджа и не вызвал меня к нему. Я нашел эмира в ярости с обнаженным мечом на коленях. Он приказал мне приблизиться. А я поклялся, что не подойду к нему, пока он не уберет меч с колен. Тогда Аллах внушил ему рассмеяться и спрятать меч в ножны, и он сказал: „Что этот огнепоклонник[19] сказал тебе?" Я ответил: „С тех пор как ты почтил меня своим доверием, я никогда им не злоупотреблял и никогда не лукавил с тобой, с тех пор как стал твоим другом". И я рассказал ему все, как было. Но когда я собрался назвать ему имя человека, у которого хранились тридцать тысяч динаров, он сказал: „Не надо, не говори. Подумать только, этот неверный знает хадис о пророке, да благословит его Аллах и да приветствует!"”
(1, 70, 138) Муизз ад-Дауля Абу-ль-Хусайн Ахмад ибн Бувайх построил себе в квартале Баб аш-Шаммасия дворец с прекрасными конюшнями вдоль одной из его стен и устроил на берегу Тигра ристалище, простиравшееся между дворцом и выходящим на реку садом, который примыкал к дому Сайда ибн Махлада, где потом поселился Абу Джафар Мухаммад ибн Яхья ибн Ширзад. Позднее Абу Джафар ас-Саймари превратил это ристалище в сад, а сейчас все это в пределах дворца Муизз ад-Даули. Он начал с того, что построил стену, которая окружала дворец, ристалище и большую дамбу, от конца аш-Шаммасии к ристалищу. В длину эта дамба составляла тысячу пятьсот локтей, а в ширину — больше семидесяти. Ее соорудили из больших кирпичей, а изнутри ее поддерживали опоры.