Однажды, когда я попросил его принять меня, привратник подошел к нему и сказал: “Ибн Аййаш у дверей”. И я услышал, как он сказал, сидя за занавесом: “Пусть войдет!” Я сказал себе: “Милостивый Аллах, неужели вазират дошел до такого падения? Он, чего доброго, поедет по городу с одним только Ибн Хадубной — полицейским квартала — впереди!”
Однажды я увидел в квартале аль-Хульд дрессированную обезьяну, вокруг которой собралась целая толпа. Владелец обезьяны спросил ее: “Ты бы хотела стать торговцем тканями?” Обезьяна кивнула в знак согласия. Тогда он спросил: “А хотела бы ты стать торговцем благовониями?” Обезьяна опять кивнула. Дрессировщик перечислил еще несколько профессий, и обезьяна каждый раз отвечала утвердительно. Наконец он спросил ее: “А хотела бы ты стать вазиром?” На этот раз она сделала отрицательный жест и под общий хохот пустилась бежать от своего хозяина.
Он продолжал:
— За упадком вазирата следует упадок халифата, вот откуда то нынешнее его состояние, которое все мы видим. Власть Аббасидов рухнула, потому что рухнуло правосудие. А начался его упадок с того, что Ибн аль-Фурат сделал судьей басрийца Абу Умайю аль-Ахваса аль-Галлаби.
Этот человек торговал тканями в Басре, и Ибн аль-Фурат скрывался у него в доме перед тем, как стал вазиром. Еще будучи у Абу Умайи, он спросил у него: “Чего бы ты хотел от меня, если я стану вазиром?” Тот ответил, что хотел бы получить должность, на что Ибн аль-Фурат ответил: “К сожалению, тебя нельзя сделать ни эмиром, ни правителем, ни катибом, ни начальником полиции, ни военачальником. Какую же должность предложить тебе?” — “Решай сам”, — ответил хозяин дома. Тогда Ибн аль-Фурат предложил ему место судьи, и он согласился.
Когда Ибн аль-Фурат стал вазиром, он осыпал Абу Умайю многими дарами и, кроме того, сделал его кади Басры, Васита и семи районов аль-Ахваза. Скрываясь в доме Абу Умайи, Ибн аль-Фурат привык шутить с ним и подтрунивать над ним, но, сделав этого человека кади, он стал обращаться с ним более уважительно. Абу Умайя отправился к месту своей службы и там всячески старался скрыть свою необразованность и непригодность к этому делу. Впоследствии он обнаружил некоторые хорошие черты: он придерживался строгих правил в денежных делах, не брал взяток, всегда был честен и ограничивал свой доход положенным ему жалованьем и подарками Ибн аль-Фурата, и такое поведение возмещало его недостатки.
Поэты сочиняли о нем насмешливые стихи. Вот что писал о нем аль-Катирани аль-Басри:
(1, 124, 234) Вот что рассказал мне кади Абу-ль-Хусайн Мухаммад ибн Убайдаллах ибн Мухаммад, по прозвищу Ибн Насравайх:
— В то время, когда Абу Умайя аль-Галлаби был судьей в Басре, я был подростком и заходил к нему вместе с моим дядей со стороны матери. Тогда в Басре стоял ужасный зной, и было жарче, чем сейчас. Абу Умайя имел обыкновение каждый вечер выходить из своего дома на площадь аль-Ахнаф в шароварах, легком плаще и в сандалиях, с веером в руке, а он в то время был кади Басры, Убуллы и прилегающих к Тигру областей, а также области аль-Ахваза, Васита и прилегающих к ним земель. Его окружали простые люди. Он шел туда, где собирался кружок Абу Яхьи Закарии ас-Саджи. Там он садился и слушал, а иногда он приходил раньше всех, и, когда появлялся Абу Яхья, они садились и разговаривали в ожидании своих старых друзей, и их пересыпанная шутками долгая беседа шла весьма свободно и непринужденно.
Вскоре приезжал и Саид ас-Саффар, помощник Абу Умайи в Басре, в высокой шапке, рубашке, туфлях и накидке. Он приветствовал Абу Умайю, как приветствуют кади, и спрашивал его позволения на те или иные действия, но Абу Умайя отвечал ему: “Уйди, пожалуйста. Я не хочу, чтобы вокруг меня собиралась толпа. И не мешай мне развлекаться беседой с моими старыми друзьями. Садись на свое место”. Тогда Саид отходил от него и садился поодаль на то место в мечети, которое было ему положено по должности, и разбирал дела. Однако это не унижало Абу Умайю в глазах людей, поскольку они видели, что его поведение безупречно и что он проявлял необычную строгость в денежных делах.