Выбрать главу

Диван имущества, переданного на благотворительные дела в Басре, раньше находился в Багдаде, и когда тем, кто пользовался доходами с этого имущества, нужно было что-нибудь, им приходилось путешествовать в Багдад, чтобы получить соответствующее распоряжение в столице[26]. Это было очень неудобно, и Абу Умайя перевел этот диван в Басру, за что люди его благословляли. Это было узаконено, и диван продолжал действовать в Басре. Вместе с тем Абу Умайя держался очень высокомерно с правителем Басры Ибн Кундаджем, соглашаясь ходить к нему только в ответ на его посещение. Он противился действиям Ибн Кундаджа, выслушивал жалобы на него и даже требовал от него возмещений за обиды, а если правитель отказывался, то писал Ибн аль-Фурату, который отвечал на это гневными посланиями, повелевая ему повиноваться приказам Абу Умайи, так что правителю приходилось ехать к Абу Умайе и искать с ним примирения.

Когда Ибн аль-Фурата арестовали, Абу Умайя ничего об этом не знал, а новость эту гонец привез Ибн Кундаджу, который тотчас же выехал во главе войска, направляясь к дому кади. Тот, думая, что правитель приехал к нему, чтобы выразить свое почтение, вышел из дома. Его схватили и заставили пройти весь путь пешком перед конем правителя до его резиденции в квартале Бану Нумайр, где кади бросили в темницу и завалили досками. Он пробыл там некоторое время, а потом умер.

Насколько известно, никого из кади никогда еще не бросали в темницу под доски и никто из кади не умирал в заточении.

Вскоре Ибн аль-Фурат снова стал вазиром и, войдя в должность, сразу же стал разузнавать о своих друзьях и подопечных. Он очень опечалился, узнав о том, что приключилось с Абу Умайей, и о его смерти.

Он сказал: “Он сам вне пределов моей досягаемости, но есть ли у него дети, которых я могу вознаградить?” Узнав, что Абу Умайя оставил взрослого сына, он приказал привезти его с почетом в столицу. Так и сделали, но когда этот сын явился перед вазиром и приветствовал его, последнему показалось, что сделал он это неумело, и он спросил прибывшего, как его имя. Тот ответил: “Абу Гашшан (Абу Гассан)”. Он не мог правильно произнести это слово и был слишком глуп, чтобы понять разницу между именем и куньей. Ибн аль-Фурат пожалел о том, что не может вернуть свой долг ни Абу Умайе, ни его сыну, ибо невозможно было сделать такого человека судьей. Поэтому, щедро одарив его деньгами и повелев ежегодно выплачивать ему большое пособие, он отослал его обратно в родной город. И этот сын продолжал ежегодно получать пособие вплоть до падения Ибн аль-Фурата.

(1, 126, 239) Мне сообщил кади Абу-ль-Хусайн ибн Аййаш, что некто рассказал ему, как однажды, когда он сопровождал кади Абу Хазима, к нему подошел человек и благословил его за то, что он назначил судьей в их городе такого-то, потому что, сказал он, это честный человек. Абу Хазим крикнул на него, веля замолчать: “Ты говоришь о честном кади? Так можно сказать о начальнике полиции, но кади выше этого!”

— Мы двинулись дальше, — продолжал рассказчик, — и кади некоторое время казался сильно разгневанным. Я спросил его, в чем дело. Он ответил: “Я не думал, что доживу до того, что услышу подобные слова. Наше время порочно, и наше судейское сословие испортилось. К сожалению, в него вошли такие люди, из-за которых приходится хвалить кади за честность. Раньше не было нужды говорить, что такой-то кади честен, но это было до того, как на эту должность был назначен один человек, имя которого я не хочу называть”.

Я спросил Абу-ль-Хусайна, кто был этот человек, но он отказался отвечать. Я настаивал, и он назвал Абу Умара.

(1, 134, 251) Мне рассказывал мой отец со слов многих людей, что Абу Юсуф, который изучал право у Абу Ханифы, был очень беден и, проводя много времени со своим учителем, не мог зарабатывать себе на жизнь. В конце дня он возвращался в свое убогое жилище и довольствовался малым. Так продолжалось довольно долго, и его жене приходилось всячески изворачиваться, чтобы прокормить его и себя. Наконец ее терпение истощилось, и однажды, когда Абу Юсуф, придя домой вечером после целого дня занятий, попросил есть, она подала ему котелок. Сняв крышку, Абу Юсуф увидел в нем тетради. Он удивился и спросил, что это означает, а жена ответила, что поскольку он целый день занимался этими тетрадями, то пусть вечером и ест их. Абу Юсуф заплакал и лег спать, не поев, а на следующий день не пошел на занятия, пока не раздобыл и не принес в дом какую-то еду.

После этого он пошел к Абу Ханифе и, когда тот спросил его, почему он опоздал, сказал ему всю правду. “Почему же, — спросил Абу Ханифа, — ты не говорил мне? Я бы помог тебе. Не горюй, если только будешь жив, твои знания закона дадут тебе возможность лакомиться миндальной халвой с фисташками”.

вернуться

26

Имущество, переданное или завещанное халифом или знатными и богатыми людьми в пользу мусульманских религиозных (мечетей, медресе) и благотворительных учреждений (больниц, приютов для престарелых и т. п.), — араб. вакф — не облагалось налогами и не могло быть продано или конфисковано государством. Бывший владелец мог в дарственном акте оговорить сохранение за собой права на попечительство над переданным имуществом, распоряжаться доходами с него и не платить налога с этого имущества в казну.