Поначалу я слишком стеснялась, чтобы разговаривать не то что с мужчинами, но и с другими стриптизершами. Не случайно досталось мне прозвище «мышка» — именно так я и шмыгала по клубу, когда не находилась на сцене. Мужчинам приходилось топать за мной, если им хотелось поболтать или потанцевать.
На вторую неделю работы я направлялась к пустому столику в уголке, где хоть на мгновение можно было побыть самой собой, но вдруг кто-то хлопнул меня по плечу. Да так крепко и со злостью, что я налетела на стул, опрокинув его. Я обернулась и увидела женщину значительно старше меня, латиноамериканку, с тщательно обработанными гелем, торчащими в разные стороны волосами, выкрашенными в цвет ржавчины. На ней была огромная татуировка: рычащий тигр, стоящий на задних лапах; его устрашающие когти заходили ей на спину. Я знала, кто это: Опал.
Опал была постоянной девушкой Проповедника. И хотя я могла лишь посочувствовать любой женщине, повязанной с этим социопатом, я вскоре усвоила, что Опал была скроена по той же мерке, что и он. Я никогда не разговаривала с ней и мало что о ней знала, но возраст, как ничто другое, открывает истину: подлинная сущность Опал уже проглядывала сквозь внешнюю ее оболочку. У этой королевы красоты со стоянки трейлеров была мягкая плоть, но уже в миллиметре под ней проглядывала холодная, неприветливая сталь. Она жила с Проповедником и его женой, Сэди, служа им секс-игрушкой. Но она сумела проложить дорожку к сердцу Проповедника, и Сэди была изгнана.
Джек никогда не говорил мне, что она работает в клубе, и я была выбита из колеи. Каково мне было выходить день за днем на работу, зная, что Опал неизменно окажется там! Хотя она прекрасно знала, кто я, она избегала встречаться со мной глазами или разговаривать, разве что бегло улыбалась, проходя мимо с тридцать пятым клиентом за ночь. Молчание Опал было еще хуже враждебности, оно вызывало у меня ощущение какой-то нереальности происходящего, особенно если учесть, что остальными стриптизершами она заправляла, как королева подземного царства.
В раздевалке стрип-клуба своя иерархия, как в замке: сколько личного пространства есть у девушки, насколько близко она к ванной, какое освещение там, где она переодевается, — все свидетельствует о ее ранге. Примы даже не выходят на сцену: они танцуют по частным заказам. Опал была одной из наиболее привилегированных, я же, понятное дело, начинала снизу.
Большинство девушек хотело зашибить за ночь по нескольку сотен и разойтись по домам. Сама работа их не интересовала. А за пределами клуба это был просто большой прикол для Джека: надо же, стриптизершу из меня сделал. Но во мне жил дух соревнования, и к стриптизу я отнеслась серьезно. Я дорожила своей работой. Впервые я испробовала вкус независимости в настоящей жизни и теперь хотела быть лучшей. Хотела самое близкое к ванной комнате место в раздевалке. Каждую ночь, возвращаясь домой, я обдумывала, что сделала не так, что может получиться лучше и как свести парня с ума до того, что он сиганет к банкомату, чтобы отвалить мне побольше денежек.
«Бешеная лошадь» стала для меня самой лучшей школой. А предмет назывался «социальная динамика». Просто удивительно, как легко наличные учат общаться с людьми; прежде у меня не было оснований любезничать и трепаться с парнями. В конце концов, все они хотели одного и того же. За считаные недели в клубе я стала превращаться из чудаковатой девочки-подростка в помешанную на деньгах психопатку. И мне это нравилось.
Не то чтобы во мне вдруг пробудилась сокрытая до сей поры общительность. Отнюдь — так я обучалась актерскому мастерству, поскольку в душе своей так и не могла раскрепоститься. Немудреная работа — направить свои скудные таланты на посетителей, прикидываясь заинтересованной и внимательной, покуда они рассказывали о себе. Но я научилась лгать, когда наступал мой черед говорить. Все, что исходило из моих уст, — законченное вранье. Только взглянув на человека, я определяла, что именно он хочет услышать. И заливала, что учусь на риелтора, на спасателя, на конструктора. Все, что угодно, — только пусть близко не подходят к подлинной моей жизни.
Раз большинство мужчин западало на меня потому, что выглядела я такой юной и невинной, именно на этом я и решила сыграть. Как говаривала моя бабушка, «если чего-то не хватает, создай видимость». И в один прекрасный вечер я собрала волосы в «метелки», надела маленькие розовые туфельки, подхватила пластиковую сумочку «Барби» — и еще ярче выделилась на фоне жестких девиц. Тогда-то я и подцепила первого постоянного обожателя — президента крупного отеля. Вместо того чтобы изливать свои собственные проблемы, он предпочитал слушать меня. Он отвалил мне 2000 долларов за то, чтобы я поговорила с ним в течение двух-трех песен. И дело не только в том, что сама сумма была огромна: заодно я смогла побольше отстегнуть Винни — и мой ранг в клубе повысился.