Но идиллия длилась недолго. Сначала я думала, что фамильный бизнес — это отличная идея: уж кто-кто, а кровные родственники тебя не облапошат. Как бы не так: родичи поимеют тебя скорее, чем кто-либо другой, потому что считают, будто у них есть право старшинства. Мой любимый дядюшка, парень с крутым «Корветом», позволявший нам с братом до утра смотреть телик — как быстро он превратился в очередную пиявку-кровопийцу. Да еще тянул за собой отца. Мой папа, отставной полицейский, в ком чувство справедливости было сильно настолько, что он собственных детей оставлял без присмотра ради борьбы с коррупцией, сам теперь вел грязную жизнь отщепенца — скрывался от какой-то передряги в Вегасе, крутил роман со стриптизершей и (о чем я до поры до времени не знала) курил то самое зелье, которое у него на глазах едва не отправило на тот свет его родную дочь. Я ухитрилась втянуть в грязь всю свою семью.
И когда Стив Оренштайн позвонил и сказал, что у него есть для меня фильм, — а прозвучало это не как предложение, а как мягкий приказ, — я с благодарностью ухватилась за эту возможность. Настала пора отдохнуть и от моего тайм-аута. С моего разрешения Стив нанял по контракту еще одну девушку, свою приятельницу по имени Серенити. Стиву она нравилась за то, что в ней было все, чего недоставало мне. Она была дотошно организованная, ответственная и пунктуальная. Но явилась она в комплекте со своим «чемоданным сутенером»: тот очень сокрушался, что Серенити популярна меньше, чем я, и вечно пилил Стива и Джой за то, что они недостаточно усердно ее раскручивают.
Весть о том, что я снова буду сниматься, отнюдь не обрадовала Джордана. Он превратил мою жизнь в ад. Каждую минуту зудел мне в ухо, что я не уважаю ни его, ни себя; что компания мной просто-напросто пользуется; что я отнимаю у своих будущих детей шанс жить нормальной жизнью. Но выбора у меня не было — контракт есть контракт. Я столько лет снималась в подобных фильмах — от еще одного вреда не будет. Но Джордан выбивал меня из колеи.
Еще никто не критиковал мой образ жизни с тех самых пор, как я оставила дом Никки; оглядываясь назад, я понимаю, что это был позитивный опыт — я стала обдумывать свои решения. И поскольку меня эти решения вполне устраивали — совесть моя была чиста, звезда разгоралась все ярче, жизнь казалась по меньшей мере захватывающей, — теперь я просто разрывалась. Если я буду сниматься, это причинит боль Джордану, а оставить ради него индустрию означало разрушить все, что я так долго создавала.
Как водится, в трудные времена я подумала о Никки. Мы не разговаривали с тех пор, как я съехала из ее дома, но она так и не выходила у меня из головы. Никки стала моим первым другом в индустрии, и между нами установилась такая связь, что никто не мог занять ее место. И однажды вечером я позвонила Никки — не потому, что нуждалась в помощи, но потому, что мне ее не хватало и хотелось услышать ее голос. Я сказала, что люблю ее и глупо становиться врагами после всего, через что мы прошли. Все наши разногласия из-за моего ухода в порно уже не имели значения: теперь Никки и сама подписала контракт с «Вивид» и стала звездой. Понадобились всего лишь минуты, чтобы возродить былую нежность между нами, а говорили мы долгие часы. Никки тоже пришлось туго; она развелась наконец с Бадди и теперь встречалась с Лайлом Дэнджером.
За два дня до моего намеченного отъезда в Лос-Анджелес Джордан перестал со мной разговаривать. Зато в день вылета его прорвало. Он не мог поверить, что я действительно на такое решилась.
Из-за постоянных нотаций Джордана моя уверенность в себе крепко пошатнулась. Он внушил-таки мне, что я просто потаскушка, напрочь лишенная самоуважения. Чувство вины грызло меня так, что я смогла поразмыслить о самом фильме не раньше чем очутилась в самолете. Руководил съемками первый режиссер «Уикэд» по контракту, Брэд Армстронг, урожденный Родни Хопкинс.
Фильм «Опасные приливы» снимали на яхте на Каталина-Айленд, недалеко от берегов Лос-Анджелеса. При виде Рода я не испытала никаких чувств. Он полностью остался в прошлом, теперь я любила Джордана. Род не сказал мне ни слова. Просто сверлил меня взглядом, исполненным горькой бессильной злобы. Мстил он в своей пассивно-агрессивной манере: застолбил себе сцену а’труа с моей хорошей подругой Джилл Келли и, само собой, с Азией Каррерой.