Теперь, когда брат и отец находились далеко, поглощенные своими проблемами, я вновь подумала о маминой родне, особенно о бабушке, которую, помнится, очень любила в детстве. Я рассказала обо всем Никки.
— Так возьми и позвони своей бабушке, — сказала она.
— Не знаю, смогу ли. Столько времени прошло, и мне как-то не по себе.
— Не дрейфь, — заявила Никки. — Это надо сделать, иначе всю жизнь будешь себя корить.
Бабушка с дедушкой жили все в том же маленьком домике в Лас-Вегасе, телефон у них тоже не изменился. Я набрала номер.
— Алло? — послышался мужской голос на другом конце провода. Это был мой дядя, Деннис.
— Привет, Деннис, это Дженна. Бабушка дома?
В трубке повисло молчание.
— Алло? Деннис?
Я прислушалась — дядя плакал.
— Дженна, — вымолвил он наконец. — Бабушки больше нет. Она умерла две недели назад.
— О нет. Что случилось?
— У нее был рак яичников.
Едва дядя произнес слово «рак», во мне точно что-то разорвалось, я просто завыла. С трудом выдавив «спасибо, пока», я быстро положила трубку. Я больше не могла говорить с дядей. И с тех пор так никогда и не говорила.
Спустя несколько месяцев я попробовала позвонить снова, но телефон оказался отключен. Нового номера не было.
Я мало о чем сожалею в жизни, но корю себя за то, что не была рядом с бабушкой во время ее смертельной болезни — ведь она страдала так же страшно, как и моя мать. И по сей день я казню себя — почему я не позвонила ни разу за все эти годы, не сказала, что люблю и прощаю ее. Может, она умерла, думая, что я отреклась от нее с ненавистью в сердце.
После этого разговора меня охватила паника. Я была уверена, что умру от рака в раннем возрасте, точь-в-точь как моя мама. А это означало, что у меня остались считаные годы, чтобы завести собственную семью. Нельзя же вечно уходить от ответственности и всего, к чему обязывает взрослая жизнь, под тем предлогом, что я, видите ли, гастролирую — не ровен час, кончу так же, как и мой отец. К тому же Никки и я уже потихоньку действовали друг другу на нервы. Я была близка к тому, чтобы сорваться и врезать ей, если она еще раз свалится на меня на сцене. Это меня бесило, да и потом, больно же — она ведь чуть ли не вдвое крупнее меня.
Итак, я смягчилась и стала чаще разговаривать с Джеем. Я избегала его именно потому, что понимала: в него я могу влюбиться. Но если он был нужен, то всегда оказывался рядом, как в тот раз, когда охотники за наградой преследовали моего отца. Между нами все чаще завязывались дружеские разговоры, меня вновь тянуло повидать его. Я хотела веселиться вместе с ним. Хотела удержать его. Хотела дружбы. Секса. Пора прекратить эти прятки и угомониться.
Томми все еще гастролировал с «Мотли Крю»; по совпадению я завершала свой тур в Ванкувере, как раз когда он выступал там. Я пришла на концерт, и Томми устроил меня подальше от чужих глаз, за ударной установкой. Посреди песни «Ноте Sweet Ноте» он обернулся и указал на меня барабанной палочкой. Это не вызвало во мне никаких чувств. Именно тогда я и осознала, что не люблю его.
С Томми я просто отвлеклась забавы ради. Связь с ним мне нравилась, но Томми любил Памелу Андерсон и всегда будет любить ее, сколько бы он ни твердил, как ненавидит ее за то, что она упекла его в тюрьму и пыталась отнять его ненаглядных детишек. (Странное дело: когда год спустя я повстречала Памелу на вручении призов МТБ, она кинулась ко мне, как давняя подруга; когда я сказала, что рада с ней познакомиться, она удивилась: «Как, а разве мы раньше не встречались?»)
Тем же вечером, только позднее, Томми пришел на мое выступление. Во время «Поляроидов» он все время целовался и вис на мне. Я не люблю, когда парни ведут себя так даже вне клуба, а уж во время моей работы и подавно. Я чувствую себя неуютно. К тому же Томми заявил, выступая у Говарда Стерна, что я его новая подружка. Трогательно, конечно: в отличие от других моих знакомых знаменитостей, он не проводил с девушкой тайком одну-единственную ночь, а потом громогласно отрицал это. Но все-таки я разозлилась (как и кое-кто в Фениксе).
Конечно, это было так круто: Томми, липнущий ко мне. В подростковом возрасте я была его ярой фанаткой, но его навязчивость развеяла весь ореол таинственности. Когда на тебя западают твои же кумиры, дальнейшее обожание уже невозможно: теперь вы оказываетесь в одной упряжке.