Мне всегда говорили, что когда встретишь того, кто тебе предназначен, то сразу почувствуешь это. А Джей изо дня в день доказывал мне, что он и есть Тот Самый. Нас с ним объединяло очень многое, особенно чувство юмора. Со строны Джей казался очень высокомерным типусом, но в душе это был маленький проказник, эдакий своеобразный Багз Банни. Он устраивал всевозможные проделки; мог, например, отвалить нашему другу Дуэйну сотню долларов за то, чтобы он позволил девушке запихнуть ему в задницу Altoid и продержать его там всю ночь (как ни странно, Дуэйну, похоже, понравилось). Джей заставлял меня смеяться и вновь чувствовать себя прежней Дженной Массоли, и понемногу я ослабила свою настороженность и рассказывала ему то, чего еще никому не открывала прежде.
До Джея мне еще не встречались мужчины, с которыми я бы чувствовала себя в безопасности. Во время краткого танцевального тура какой-то мужчина лет за тридцать вздумал бомбардировать меня после каждого выступления письмами с угрозами. Однажды ночью в Сиэтле меня разбудил стук в дверь: этот мерзавец ломился ко мне. Я позвонила Джею и сказала ему, что мне страшно, и я не знаю, как быть. Не прошло и получаса, как он уже был на борту самолета, летящего в Сиэтл.
Я постепенно осваивалась с Джеем; мне нравились разные мелочи, вроде того, как утром он ходит по дому на цыпочках, чтобы не разбудить меня, или, ворча, позволяет проделывать с ним всякие нежности — выщипывать ему брови или накладывать косметические маски.
Вот только с самим этим ощущением покоя освоиться я не могла. Это чувство было неведомо мне в прошлом. После пережитого с Джеком я ни с кем не сходилась достаточно близко, не ослабляла бдительность — это дало бы партнеру преимущество надо мной. И все же и мечты, и надежды мои сводились к тому, чтобы наконец осесть и обзавестись семьей. И то, что все вдруг пошло на лад с Джеком, нарушало распорядок, ставший для меня привычным. Это далось куда тяжелей, чем отвыкание от викодина, — ведь стремление сбежать от себя самой укреплялось во мне годами.
Так начались раздумья и сомнения, способные отравить отношения между людьми. Джей — человек властный. Он не может вести себя иначе. И каждый раз, когда он пытался командовать мной, во мне это вызывало инстинктивное отторжение. Кое в чем наше сходство было на беду: характер у нас обоих оказался взрывной, Джей — агрессивный немец, я — пылкая итальянка, и вот мало-помалу в нашу идиллию начали вкрапляться ссоры. И после каждого скандала я от Джея уходила. Такую тактику я унаследовала от отца: чуть что не так — собирай вещички и сваливай.
Но Джей, в отличие от остальных мужчин, никогда не звонил и не умолял меня вернуться. Он действовал иначе. Если мое отсутствие затягивалось на несколько недель, он подсылал кого-нибудь на мои поиски, и уже этот гонец меня урезонивал. И такие знакомые у Джея находились в каждом штате. Мы любили друг друга, но были напрочь лишены тех навыков в общении, которые разрешили бы наши проблемы.
Наконец вмешался наш друг по имени Гэри. Он затолкал нас обоих в отель по соседству с домом Джея и консультировал три дня без передышки. Чтобы отношения складывались удачно, втолковывал он мне, я не должна больше заставлять каждого встречного парня компенсировать ту любовь, которую отец и Джек мне так и не дали. Надо быть менее требовательной. Я должна признать главенствующую роль Джея в доме — или хотя бы притвориться, что признаю. И, что более важно, мне следует понять: сбегать каждый раз, когда мы сцепимся из-за какого-нибудь пустяка, — не лучший способ привлечь к себе внимание.
В то же время Гэри велел Джею больше прислушиваться ко мне, извиняться, когда он не прав, создавать атмосферу эмоциональной стабильности, искать компромисс, если наши мнения не совпадают — не теряя при этом того, что сам Джей считал своей властью. Думаю, почти все проблемы в отношениях — романтических ли, политических или творческих — сводятся к власти, к вопросу, у кого она есть и кто к ней стремится. После этого разговора я уходила, осознав, что мне нужен некто властолюбивый, но от всего сердца заботящийся о моих интересах. И этим «некто» был Джей. Он обладал всем, что я желала видеть в мужчине, — ну, может, кроме чувствительности.
После этой беседы между нами на краткое время воцарился мир. Мы буквально не выпускали друг друга из рук. Любимым занятием нашим стало дурачиться на публике. Мы занимались сексом средь бела дня в полном людей бассейне в отеле «Делано» в Майами, в раздевалках «Виктория’з Секрет» в Беверли-Хиллз и в дюжине ресторанов — от «Бед» в Майами до нью-йоркского «Балтазара».