Настя вскочила, как сигнальная ракета, и унеслась прочь, заставив экран телефона в руках Злобищева вспыхнуть. Её сразу окружили приятели и подруги, и все остальные, мечтающие погреться в лучах будущей легенды и выразить ей своё восхищение.
— За что ты так с ней? — едва дыша, спросил Егор. Ему казалось, он дымится и скоро перегорит, как чайник, который включили без воды, заблокировав кнопку.
— Смотри, ей и без меня наговорят много лестного. И потом — я тебя тоже не понимаю. Ты при ней икнуть боишься. Почему? Разве не видишь, что…
Бросив взгляд на Егора, Матвей только махнул рукой. Этот жест окончательно добил Егора, бросив его из жара в холод абсолютного спокойствия. Казалось, вены и артерии хрустели, ломались от любого движения, как тонкие стеклянные трубки. Тем не менее он нашёл в себе силы встать, вскинуть подбородок и громко сказать:
— Я вот тоже кое-что умею.
Сначала на него никто не обратил внимания. Но он не сел на место, не опустил голову, смотря прямо перед собой, и постепенно все взгляды обратились к нему.
— Чё ты там вякнул? — спросил Олле, откинувшись на спинку стула. Настя, до глубины души обиженная на Матвея, подсела теперь к нему за парту. Егор почти видел, как шевелились её губы, отсчитывающие до десяти, прежде чем повернуться к нему. Когда она одарила его своим царственным вниманием, Егор почувствовал, как маска, которую он пытался водрузить на лицо, треснула и осыпалась бесполезными черепками.
— Я тоже посмотрел на комету, — продолжил Егор хриплым голосом. Краем глаза он видел, как Матвей наблюдает за ним с живым интересом, но Матвей сейчас занимал его меньше всего. — И тоже теперь кое-что умею. Смотрите!
Вот он, час славы. Больше не нужно таиться, отмерять время на каждый вдох и каждый выдох, стараться не разволноваться, когда идёшь мимо курилки, где собирается самая боевая и отвязная молодёжь их и без того неблагополучного района, молиться, чтобы тебя не вызвали к доске, стараться, чтобы неправильная осанка не выглядела ещё более неправильной.
Егор глубоко вдохнул и, пустив в своё сознание ручеёк страха, почувствовал, как лёгкие наполняются вязкой субстанцией. Слюна стала едкой, будто он только что рассосал таблетку никотина.
— Эй, да у него из ушей дым идёт, — сказали слева.
Мир выцвел, как на старой фотографии, все обиды и вся злость вдруг сделались несущественными. Стоило ли впускать в себя… это? — спохватился Егор, но было уже поздно.
Классная комната меж тем наполнялась звуками. Отодвигались стулья, где-то что-то упало и, судя по всему, разломилось надвое.
— Фу, что это за запах?
— Будто покрышки сожгли…
— Смотрите, у него, наверное, в голове перемкнуло!
— Во шпарит. А можешь колечками дым пускать?
Егор закашлялся, и вдруг всё прекратилось. Он ощупал живот — желудок твёрд, как свинцовая сфера. Страшно хотелось есть, во рту был привкус металла.
— Я теперь могу переваривать всё, что угодно, — сказал он. — Металл, пробку от шампанского, кусок стекла, кнопку от старого телевизора. Я вчера всё перепробовал. Фантики от конфет. Несъедобные вещи глотать не так просто, но потом привыкаешь. Немного побурлит в животе, и всё.
— Да ты самый настоящий псих! — сказал кто-то.
Дым рассеялся, обнажив копья взглядов. Егор чувствовал, как голову, лёгкую, легчайшую, как перо, уносит восходящим потоком воздуха. Будто надышался кислородом.
— Пацаны, да он как Снуп Дог теперь!
— Ни фига себе тема! Слыш, физик, а заряди нам кальян?
Наконец он снова обрёл способность ясно мыслить. Увидел, как Олле приблизился с фланга, и заранее предугадал коронное движение его вытянутых лодочкой ладоней, тем не менее не успев сделать ничего, чтобы защититься. Олле сжал пальцами с двух сторон щёки Егора — конюх, желающий рассмотреть зубы лошади.
— Что, Гримальди, кирпич проглотил? — насмешливо спросил он, а потом, приблизив своё лицо к лицу Егора так, что едва не коснулся носом, спросил, ухмыляясь и словно не замечая отвратительного запаха от которого все закрывались рукавами (одна девчонка даже изменила цвет лица на иссиня-зелёный): — И что тебе это даст, а? Думаешь, теперь супергерой, или что?
Егор не смотрел на него и не торопился отвечать. Над его плечом он отыскал глазами двух человек: Матвея, картофелеобразное лицо которого излучало всё то же вежливое, обезличенное любопытство, и Настю, которая, поймав взгляд, отвернулась. На её лице было совсем не то, что Егор надеялся увидеть. Он увидел отвращение, густо замешанное на неловкости — будто она вдруг осознала, что между ними двумя есть нечто общее, и это ей не понравилось. Казалось, ещё немного, и это тесто поднимается на добрых дрожжах эмоций и приведёт к какой-нибудь глупой выходке. Ведь обращался-то он к ней. Но девушка просто повернулась и вышла в коридор, сопровождаемая свитой из подруг. С её уходом для Егора будто перестала светить какая-то лампочка. В основном остались мальчишки, чтобы понаблюдать за стремительным полётом в пропасть дымящегося выскочки.