— Из прошлой жизни запомнил, или так?… Опытным путем? — прищурился умник
— Опытным.
Прошли на кухню, зажгли еще одну свечу. Отыскали в шкафу парочку стопок с какими-то полустёршимися логотипами, придвинули к столу еще один табурет, на разделочную доску поставили сковородку, от которой пахло так, что слюнки текли.
— Вообще, — читал Злой лекцию, — Вискарь так не пьют. То, что мы с тобой сейчас будем проделывать — чистой воды перевод продукта.
— Ну извините, бананив нема. — Умник пожал плечами, — За колой ехать надо, минералки тоже нет, а лёд… Холодильники питать нечем. Электроснабжения в Вязьме ни в каком виде нет.
— Как? А генераторы? — удивился Злой, у которого на армейские дизеля были большие планы.
— Не ты один про них думал. — довольно кивнул Умник, — Мы обшарили воинские части, нет там ничего. Вообще, никакого имущества, только безнадежно испорченное.
— Интересное кино получается. — Злой поскреб затылок, — Это получается, их по тревоге поднимали.
— Вот и я о чем. Сдается мне, что вся наша часть гниет в той колонне, что преграждает путь на Холм-Жирки.
— Давай сперва выпьем. — не сдержался сам Злой, — В таких вещах без поллитры не разобраться.
Выпили. Виски обжег горло, но по телу прокатилось приятное тепло.
— Классно готовишь. — сказал Умник, поедая макароны, — Вот что интересно получается, вроде как и готовим все одно и то же, а у тебя — вкуснее.
— Продолжай. — ухмыльнулся Злой, — Я люблю мелкий подхалимаж.
Посмеялись.
— Как ты меня нашел-то? Я же, вроде как, не палился, специально подальше забрался.
— Ну, Вязьма, хоть и большая, но все-таки деревня. О тебе уже говорят. Засветился ты. Особенно перед Гариком и его командой.
— Это те, которые возле памятника квасили?
— Они, родимые. У них что ни день — то праздник. Да как и у большинства, в принципе… Только пить умеют, да ныть, что ничего не помнят.
Злой лишь пожал плечами:
— Зима все по местам расставит.
Умник бросил на собеседника укоряющий взгляд:
— А ты и правда Злой. Не жалко тебе их?
— Неа. — он уверенно мотнул головой, — Видишь ли, у нас тут произошел немножечко конец света. И уж если он не всех дураков побил, то я не вижу смысла сохранять и приумножать их популяцию. Будем хвататься за всех — не сохраним никого. Если человек не хочет быть полезным, туда ему и дорога.
Умник молчал, а затем выдал:
— Между первой и второй…
Выпили еще раз, Злой провозгласил тост «за все хорошее».
— Вроде ты и прав, ну, насчет бухающих, а все-таки… Не по-людски это как-то.
— Слушай, я не буду спорить. У тебя своё мнение на этот счет — у меня своё. Я не собираюсь никому его навязывать. Живи и дай жить другим — вот мой девиз.
— А если тебе самому жить не дают? То что?
— А в таких случаях, — жутко оскалился в полутьме Злой, — получается Гагарин.
Молчали, жевали, насыщались. Виски уже ударил в голову, но мягко, приятно. Первая свечка догорела и погасла, Злой сходил за еще одной и воткнул ее в лужицу воска на блюдце.
Пропустили по еще одной, и прозвучал вопрос, заставивший Злого отшатнуться:
— Слушай, а как там… В Москве? — Умник точь-в-точь повторил слова Христа, даже интонация и взгляд были такие же — умоляющие, полные надежды на чудо.
— Это долгая история… — попробовал, было, он отмазаться от неудобного вопроса, но собеседник не дал ему этого сделать.
— Всё равно расскажи. Мне важно знать.
— Ну, как хочешь. Только учти, я тебя предупреждаю — история получится не из приятных.
Москве повезло меньше, чем провинции. Процент выживших там был намного больше, чем за МКАД-ом, и это вылилось в кромешный ужас.
Острый недостаток еды, транспортные пробки, запершие все выезды из города, колоссальное количество трупов, одичавшие животные.
Как следствие — бандитизм, голод, войны, эпидемии.
По городу носились целые стаи озлобленных псов, подъедавших трупы и медленно бегающих живых людей, группировки выживших грызлись между собой за остатки консервов, патронов и женщин, как-то незаметно низведенных до положения прислуги и секс-рабынь. И, разумеется, за Кремль, который хотели захватить исключительно для того, чтобы потешить собственное самолюбие. Больных тут же расстреливали, независимо от того, простуда это была, или какая-то новоявленная чума — рисковать было нельзя. С увечными и ранеными та же история — никто не смог бы их выходить, да и тратить еду и бесценные лекарства никто не считал нужным.
И почти никто не хотел уходить из города. Даже когда у бандитов-генералов откуда-то появились танки и артиллерия, которыми они принялись утюжить друг друга, стирая в пыль и пепел целые кварталы. Даже когда больных людей и диких собак стало так много, а еды так мало, что цепляться за обугленные руины Москвы стало просто бессмысленно.