Вот именно в такой момент Злой и пришел в себя. Очнулся на Проспекте Мира, в пустой квартире с выбитой дверью и разбитыми стеклами, замерзший до полусмерти, голодный и обгадившийся. Он не знал сколько пролежал, не знал, как оказался здесь, не знал вообще ничего, вплоть до имени.
Где-то далеко работала артиллерия, и разрывы — громкие, ощущаемые уже не ушами, а всей кожей, влетали в окно вместе с запахом гари и пепла. Первую неделю своей новой жизни Злой очень не хотел вспоминать. Он очнулся на территории одной из банд, которая на данный момент теснила своих противников. У них была артиллерия, еда, медикаменты и женщины. Злой сразу же влился в коллектив, у него это получилось как-то очень уж естественно. Он и сам не знал, как получилось найти общий язык с бандитами. Видимо, какие-то навыки из прошлой жизни. Его сразу же сочли своим, выдали автомат, и вместе с парой десятков бойцов при поддержке танка отправили выбивать банду-конкурента из здания театра Российской Армии. Там он отличился и приобрел своё прозвище, которое, в отличие от остальных воспоминаний о Москве, почему-то берег.
Командира группы убили, танк уничтожили, и Злой, так уж вышло, взял Театр едва ли не в одиночку, остановив убегающих своим примером. Неизвестно, что им двигало, Злой помнил лишь то, что озверел до крайности, и хотел перегрызть защитникам Театра глотки. Он полз по каким-то залитым водой канавам и карабкался по кучам битого кирпича, слыша, как отстреливаются, прячась за подбитым танком, его «коллеги» из числа тех, что не сбежали. Матерился как сапожник, тащил тяжелый и неудобный автомат, и мечтал о крови. Наверное, ему нужна была хоть какая-нибудь психологическая разрядка после случившегося. Наконец, Злой ворвался в театр. Его соратников накрыло одной меткой миной, но это было уже неважно. Он метался по коридорам и залам, то рыча, как зверь и стреляя во все, что шевелится, то прячась в темных углах и нападая исподтишка, но всегда — смертельно. Устроил в театре настоящий дом Павлова, и обратил противника в бегство.
Лидер его банды, называвший себя бригадным генералом, тогда был очень доволен. Повысил Злого до своего личного охранника и выдал, как он выразился, «абонемент» на пользование личным гаремом. Варварство чистой воды, только вместо шкур и трона, покоящегося на холме из черепов — камуфляж и руины. Кости погибшего великого города.
Злой мог бы остаться в Москве. По-крайней мере, к этому были все предпосылки. Он был бы сыт, пьян и сексуально удовлетворен. Возможно, он даже какое-то время был бы жив. Однако, остаться не дало внезапно возникшее воспоминание, короткое, мимолетное, почти не содержащее никакой информации. Какие-то обрывки эмоций, полупрозрачные видения, из которых было ясно только то, что в Смоленске Злого ждала та, у которой были самые прекрасные в мире светлые волосы и самые огромные голубые глаза.
Тем же вечером, пока «бригада» пьянствовала и развлекалась в гареме, Злой собрал кое-какие вещи, автомат, и ушел. Пробираться по разрушенному городу было непросто, почти неделя ушла лишь на то, чтобы добраться до поворота на старую Смоленскую Дорогу, где кончались мертвые транспортные заторы, проехать по которым можно было только на танке. Было много крови, и его и чужой, были перестрелки и голод, были собаки и крысы, объедающие трупы. Был отвратительный запах дыма и гнили, разрушенные дома, было множество тел, как давно умерших загадочной смертью, так и застреленных/разорванных/повешенных/задушенных, и прочая — человеческая фантазия, не скованная законами цивилизации, поистине не знала границ.
Из Москвы Злой вышел уже другим человеком.
Умник слушал рассказ Злого с открытым ртом:
— Ну ни хрена себе! — только и смог он выдавить. Бутылка виски была уже более чем наполовину пуста, и язык Умника уже заметно заплетался, — Так а чего они из города не уходили, если там так хреново?…
— Уходили, почему же. Только немногие. И то, большинство возвращались — пограбив область. Я сам не знаю. Может, их держало желание восстановить память, может, подсознательное московское понимание того, что они живут в центре всего, и за МКАД-ом будет только хуже. А может, и еще что-то. Не могу сказать точно. Знаю, лишь, что у меня мысль о том, что нужно уходить из Москвы и не появилась бы, не вспомни я про… — тут Злой запнулся, подбирая слово, — Неё. Ну, ты понимаешь…
— Понимаю… — кивнул Умник, — Я и сам был женат… Вот, видишь, — он показал кольцо на безымянном пальце. Широкое, массивное, добротное, — Вот только на ком — не помню. Ни цвета глаз, ни волос, как ты… — Умник вздохнул и поспешил сменить тему разговора, — Слушай, а машину ты где нашел?
— Под Москвой. Там полно техники на обочинах. Но на организованную колонну непохоже, как будто кто-то угонял. Я сперва подумал, что все эти машины бросили потому, что неисправны, но оказалось, что все с ними в порядке. Я их даже дозиметром проверял. Слушай-ка… По поводу вашей части воинской. Мы уже поняли, что их по тревоге подняли, так?
— Ага. Погранцы и стройбат ушли со всем имуществом, на аэродроме тоже ничего нет.
— Странная картина получается. — Злой рассматривал стакан на свет, — В Москве — военная техника, хотя танков и артиллерии в городе быть не должно по определению. Техника на обочине, исправная, нормальная. Ваша часть, поднятая по тревоге и отправленная хрен знает куда хрен знает зачем. Американцы эти ваши в Сафоново, — Злой усмехнулся, так как в голове эта ситуация все еще не укладывалась и была до смешного сюрреалистична, — Если бы ваших отправляли отвоевывать Сафоново, то почему не по трассе, а через Холм-Жирковский? Хитрый фланговый маневр? Да и вообще, что американцы забыли в Сафоново? Ты их сам, кстати, видел?
— Нет. — мотнул головой Умник, — Но ребята, которые к ним ездили, говорили, что и правда они какие-то не наши. Оружие НАТОвское, говорят, вроде по-английски, стреляют. Хрен поймешь, что происходит.
— Вот и я говорю, что хрен поймешь… — Злой замолчал, раздумывая, — Что ж такое с миром приключилось, а, Умник?… — он сейчас чувствовал себя ребенком, потерявшимся в огромном столичном торговом центре, ничего не понимающим, маленьким и слабым, — Куда ни кинь — сплошные вопросы. А ответов нет…
— Война, скорее всего, приключилась. — уверенно сказал Умник, — Это и к бабке не ходи. Такие вещи просто так не происходят, я сам как-то не верю в случайности типа разбившейся пробирки с вирусом. «Если звезды зажигают — значит, это кому-то нужно».
— Найти бы этого «кого-то», да голову открутить. — прошипел Злой.
— Прекрасный тост. — поспешил Умник разрядить обстановку, и добавил, после того, как виски оказался внутри него, — Мне вообще все это сильно напоминает какой-то сон. Сюрреализм полный. Как будто уснул и видишь очень реалистичное сновидение, прямо вот неотличимое от реальности. У тебя такого нет?
Злой помотал головой:
— Нет. Наверное, слишком многое сделал и почувствовал, чтобы понять, что все вокруг реально, и старый мир уже не вернется.
— Как-то пессимистично сказано. — посмотрел исподлобья Умник.
— Уж как есть. Мир поменялся, и смертельно глупо этого не видеть. Вон, как ваши, на Красноармейском шоссе. В апартаментах живут. Жрут-пьют-трахаются. Воду им возят, газ у них в баллонах… Красота, понимаешь. Вот только, похоже, как-то не учли они, что электричества нет, и централизованного газо- и водоснабжения тоже. Что апартаменты эти в красивых домиках — антисанитария и смерть, особенно зимой. Им бы по таким домикам, как у меня разойтись, дрова заготовить, да не лениться бегать срать на улицу, да за водой на колодец ходить.
— Разберемся. Со временем. У Христа знаешь, сколько планов на Вязьму? Просто громадье! Вот наведем порядок, укрепимся, с Сафоновскими либо замиримся, либо к ногтю прижмем, а там и к центру можно присоединяться будет. — Умник резко замолчал, сделав большие глаза.
— К какому центру? — не сообразил спьяну Злой.
— Да это теория пока. Тебе об этом Христос лучше расскажет. — Умник соскочил с темы и посмотрел на часы, предварительно поднеся их к свечке.
— Ладно, поехал я…
— Приходи завтра, я баню растоплю.
— Пригласительные билеты брать?
— Какие билеты? — сперва не понял Злой, но Умник щелкнул пальцем по опустевшей бутылке, сказав: — Вот такие.
— А-а. Ну, в принципе… — Злой задумался, поскольку пить два дня подряд не хотел, — Бери. Лишним не будет.
Попрощавшись, Злой закрыл дверь, проследил в окно за тем, как Умник нетвердой походкой дошел до машины, завел двигатель, и, бибикнув, мол, все нормально, я жив, развернулся и уехал восвояси.
День закончился тем, что Злой, не снимая грязной и пропотевшей одежды, задул свечу, и улегся спать на диване в зале. Сморило его быстро и качественно, даже несмотря на то, что он отвык спать на мягком.
Впервые в новой жизни у Злого появилось место, которое он мог назвать домом.