Да, наверное, именно об этом и стоит сказать на тех самых дебатах в школе. Показать, так сказать, перспективы у двух кардинально различных путей развития.
Чтобы скоротать время, Злой решил почитать что-нибудь из хозяйских книг. На полках, помимо всяких женских детективов, нашлась неплохая коллекция исторических романов, приключений и классики. Особенно порадовал сборник рассказов и повестей Джека Лондона, который Злой тут же извлек с полки и погрузился в чтение «Белого безмолвия». Откуда было такое теплое отношение к Лондону и его творчеству, он не знал — память не давала никаких справок на этот счет, и это было даже хорошо. Если «безмолвие» в прошлой жизни было его любимым рассказом, то амнезия — это очень даже неплохо: можно было снова получить удовольствие от прочтения.
Увлекшись, Злой едва не опоздал на собрание, поэтому собирался второпях. Книгу на всякий случай захватил с собой, бросив на пассажирское сиденье.
К школе стянулась целая куча народа. Навскидку — человек триста.
Стояли кучками в школьном дворе, переговаривались, над чем-то смеялись. На вид — сущие оборванцы, несмотря на то, что хорошую одежду можно было достать не легко, а очень легко — зайти в ближайший магазин и порыться там. Кто-то был поддат уже с утра. Много курили. Что интересно, женщин Злой почти не видел — видимо, их решили не допускать до решения важных проблем. Вот тебе и эмансипация, и всеобщее избирательное право… Христос нашелся на втором этаже. Он вместе с Умником и еще какими-то парнями в камуфляже занял кабинет директора. Еще двое стояли при входе в актовый зал — показывали своим присутствием, что власти тут, и обо всём помнят.
Злой поздоровался, познакомился с присутствующими, и тут же забыл их прозвища.
— Не знаю, как у тебя, а у меня мандраж. — сказал Умник.
— Меня тоже потряхивает. — кивнул Злой, — Публики боюсь, наверное.
— Тут дело не в выступлении, — сказал Христос как-то глухо, видать, тоже волновался, — А в том, что мы не песни туда идем петь, а важные вещи говорить. И в том, что от результатов этого вот съезда КПСС зависит наше будущее, ни больше ни меньше.
Начали не ровно в 12, а на 20 минут позже, чтобы наверняка дождаться тех, кто мог опаздывать.
Вся команда Христа вышла из кабинета директора, и направилась в актовый зал, который находился буквально в двух шагах, и был забит до отказа. Христос сразу же протолкался на ближайшую к двери сцену (в противоположном конце зала была еще одна), а Злой с остальными остался стоять рядом, не в силах пройти дальше — толпа сбилась плотно, как в общественном транспорте в час пик. Если б не открытые настежь окна, в которые задувал свежий ветер, в зале была бы настоящая парилка.
Поднявшийся на сцену Христос помахал руками и галдёж постепенно стих, однако, еще какое-то время некоторые личности, перекрикивая самих себя, кричали «тихо!», пытаясь, очевидно, заткнуть друг друга.
— Здорово всем! — поприветствовал присутствующих Христос, — Сильно громко говорить не могу, поэтому давайте там потише!
— Слышь, Христос, может, на улицу переместимся? Тесно же! — выкрикнул какой-то заросший мужик, вызвав на свою голову целую бурю негодования, которая смолкала еще минуту, пока Христос снова не прикрикнул на толпу.
— Никто никуда не пойдет, это ж еще полчаса впустую! Тише там! — и, когда все замолкли, продолжил, — Короче, народ, дело в следующем… — градоначальник кратко изложил свое понимание нависшей над Вязьмой проблемы, в конце выступления обозначив пути ее решения. Говорил громко, уверенно, убедительно, короткими, рублеными фразами, и Злой признал, что, при всей внешней неказистости и глупой склонности к соблюдению протокола, оратором Христос оказался отличным. Публика его слушала, и, что более важно, понимала.
— И сейчас есть только два варианта. — сказал он, заканчивая выступление и показывая залу для наглядности два пальца, — Либо мы беремся за ум и начинаем работать для того, чтобы зажить нормальной жизнью, либо продолжаем валять дурака и зимой все дружно откидываем ласты. Да, именно так. И каждый из нас должен этот выбор сделать, отмазаться не получится. Либо одно, либо другое, потому что ситуация очень серьезная.