— Что мне теперь с тобой делать?… — повторил свой вопрос Христос, — Я не могу оставить тебя на должности комвзвода, понимаешь? Мне такие генералы, которые не подчиняются приказам, нахрен не нужны. И если я тебя оставлю, другие решат, что можно поступать также. Армия без дисциплины — не армия, а банда.
— Увольняй. — махнул рукой Злой, — Я и сам теперь не смогу…
— Ну хорошо. — сказал Христос, и добавил уже мягче, — Ты облегчил моё решение. Сам понимаешь, у меня просто нет выбора… Ты хороший мужик, но тут почему-то дал слабину. Я этого не могу понять.
— Прости… — пробормотал Злой и вышел, услышав в спину:
— На биржу труда зайди. Там тебе подыщут занятие.
Не став тянуть кота за хвост, опальный командир сразу же направился туда, куда сказал Христос. Благо, громкое название «Биржа труда», скрывало за собой небольшой кабинет на первом этаже, в котором сидела хрупкая с виду девушка со стальными серыми глазами.
— Здравствуйте. — уволенный командир постучался, и просунул голову в кабинет, — Можно?
— О, Злой! Надо же, какие люди! Заходи. — девушка знала его, а вот Злой ее — нет, и поэтому он почувствовал себя очень неловко, — Садись. С чем пришел?
В кабинете стояло множество горшков с цветами, а в шкафах у стен — папки с написанными от руки на корешках кличками жителей Вязьмы.
«Личные дела»: подумал Злой, а вслух спросил: — Работа есть?
— Остроумно. — кивнула девушка, — Даже очень.
— Я серьезно.
— Я тоже серьезно. Работы — хоть отбавляй. Чего ты хочешь?
Злой не знал, о чем прямо и заявил.
— Ну, сперва расскажи, чем ты уже занимался. От этого и будем плясать.
— Я сперва тренировал солдат, потом командовал ими. Разгребал колонну, там, на севере, собирал всякое армейское барахло, потом отвечал за его хранение и учет. Реквизировал необходимое для нужд армии. Сапог я, короче. Всё, что умею, так или иначе связано с армией. — застенчиво улыбнулся Злой.
— Ах, какие мы скромные. — съязвил главный вяземский кадровик, — «Я старый солдат, я не знаю слов любви»… Знаешь… — девушка встала и прошла мимо Злого к шкафу, продемонстрировав ему стройные ноги, — Есть кое-что для тебя. Пойдешь десятником?
— Кем?… — не понял Злой.
— Руководитель десяти рабочих. Что-то типа бригадира. Будешь их гонять, чтоб баклуши не били, следить за выполнением плана…
— А чем именно придется заниматься?
— Ну, насколько мне известно, сейчас урожай уже собран, и на полях делать нечего. Скорее всего, пойдете на лесоповал, дрова заготавливать на зиму. Интересует? Просто смотри сам, больше должностей руководящих нет, остались только всякие разнорабочие…
— Интересует. — кивнул Злой, — Когда приступать, куда приходить?
— Давай я тебе тут напишу… — девушка снова села за стол, достала из ящика стола лист бумаги, и, написав адрес, передала его Злому, — Удачи. Если что, обращайся.
— Спасибо. — благодарно оскалился Злой.
«Десятнику» предстояло управлять чернорабочими из Сафоново. Если называть вещи своими именами — рабами. Люди были забитыми и измученными — эксплуатировали их нещадно, кормили отвратительно, и держали в сарае, хотя пустых домов было завались. С первого взгляда становилось понятно, почему — жители Вязьмы их ненавидели, презирали и считали во всём обязанными.
Как и говорила девушка-кадровик, десяток Злого отправили в лес, на заготовку дров. В здании школы теперь предполагалось разместить не всех Вязьмичей, а только дебилов и иногородних рабов, поэтому древесины на обогрев нескольких сотен домов требовалось очень много. Понеслась череда коротких серых дождливых дней, полных непролазной грязи, стучащих топоров и разгонов у вышестоящего начальства. Работали с раннего утра до позднего вечера, пока не начинало темнеть. Злой ужасно не высыпался, и со временем стал, как и остальные десятники, срываться на подчиненных, которым и без того приходилось несладко. Планы Христос и его министры спускали просто нереальные, и за малейшее несоответствие нещадно драли.
В один из таких вечеров Злой и еще два десятника — худой и жилистый Ликёр, проспиртованный до невозможности, и Насос — огромный мужик из Сафоново, выбившийся в начальники благодаря нечеловеческой жестокости, сидели и пили припасенный заранее самогон. Они только что получили по первое число за невыполненный план, и настроение было ужасным. Пили в доме у Ликёра, рабы из его десятка обитали в сарае рядом. Под потолком витал сизый сигаретный дым, скрывавший желтый потолок и скрывавший серой пеленой убогую мебель. В качестве освещения использовали уже не свечи, которые в городе очень быстро закончились, а тонкую лучину, почти не дававшую света. Стол был застелен драной и пожелтевшей от времени газетой, на которой лежал огромный кусок сала и черный каравай, экспроприированный в булочной.