- Куда спешишь, ежик?
Глава 8. Браслет
Увидев такой сон, проснется даже самый уставший ежик. Я же вскочила, словно ошпаренная, оглядываясь по сторонам. Ночь, темнота и только цветастая занавеска зловеще хлопает на ветру.
Ежик! Ну и приснится же такое! Потянувшись к ночнику, запуталась в простыне, грохнулась и больно стукнулась коленом. Включив, наконец , свет, я обиженно заплакала, потирая ушибленную ногу. Посмотрела на часы – скоро утро, спать уже можно не ложиться, все равно не засну.
После того, как умерла моя бабуля, я частенько просыпалась перед самым рассветом. В такие моменты я особенно остро чувствовала свое одиночество.
Я очень рано осталась без родителей.
Я была еще крохой и ходила в детский садик, когда к нам в группу однажды зашли две суровые тетки, напугавшие нас, малышей. Пришли они по мою особу, сообщив, не церемонясь воспитателям, что мои родители погибли в аварии. До меня тогда смысл этого выражения "погибли в аварии" не особо дошел, но однозначно, было очень страшно.
Весь тот вечер и ночь я просидела в большой комнате с несколькими кроватями. Все они были не заняты и мне, крохе, было очень страшно одной, в темноте. Я то проваливалась в сон, то пугливо просыпалась от того, что где-то хлопнула дверь. Или проехала за окном машина. В очередной раз я проснулась, потому что за дверью кто-то громко спорил. Я тогда залезла под одеяло, крепко зажмурила глаза, и тихо плакала, звала свою маму.
Мама не пришла. Но я очень хорошо запомнила ощущения, когда с моего, скрутившегося в клубок тельца откинули одеяло и мягкие руки, пахнувшие сдобой и корицей, подхватили меня и прижали к пышной груди.
- Не бойся, куколка моя, - бормотала бабуля, заворачивая меня в свой пуховый платок и унося прочь из той страшной комнаты.
С того самого момента именно она заботилась обо мне, любила и сдувала с меня пылинки. Словно почувствовав, что ей придется вскоре покинуть меня, однажды перед рассветом бабушка разбудила меня. Мне тогда едва исполнилось семнадцать лет, я училась в выпускном классе, а по вечерам бегала на подготовительные курсы, мечтая стать врачом. Бабушка положила передо мною заранее оформленные завещание и дарственную, несколько пластиковых карт, витой из черного металла браслет и простой листочек в клеточку.
- Виктория, - необычайно строго тогда сказала она, - мне уже пора собираться.
Каким-то образом я сразу поняла, о чем она говорит. Но громко хлопнув рукой по столу, она прикрикнула на меня:
- Не смей плакать! Ты недолго будешь одна. Если хочешь, можешь поступать в свой институт…
- Академию, - поправила я ее.
- Это совершенно неважно и бесполезно. Но если хочешь, поступай. Я не против. Вот здесь мое завещание и документы на ТВОЮ квартиру. Денег, лежащих на этих картах, хватит тебе надолго. Браслет наденешь, когда исполнится восемнадцать. А вот здесь, - она пододвинула ко мне листочек, - номер телефона. Тебе ни о чем не придется беспокоиться, когда я умру. Просто позвони. И скажи: "Мать дракона ушла". Затем садись и жди.
Помню, как я тогда испугалась. Ночь, едва занимающийся рассвет, всегда добрая ко мне бабуля, вдруг сурово со мной говорит и уж совершенно сумасшедшее " Мать дракона ушла".
Я тем утром уходила в школу, спрятав предварительно документы, карты, браслет и листочек в клеточку. Мое странное настроение тогда не развеяли ни вновь приветливая бабулина улыбка, ни ее теплые, на прощанье объятия.
А вечером, вернувшись из школы, мне пришлось позвонить по номеру телефона, написанном на листке.
Я помню, как дрожащей рукой набирала номер, помню гулкое молчание в трубке. И свое робкое "Мать дракона ушла".
Уж совсем обмерла, когда из трубки донеслось шипящее: "Скоро будем". И чуть не сошла с ума, когда в следующее мгновение раздался звонок в дверь.
Мне, действительно не пришлось ничего делать самой. Странные мужчины в темных костюмах, с не менее странными линзами в глазах, каждый раз, встречаясь со мной взглядом, чуть склонялись в поклоне. Если эти фрики хотели меня напугать, то им это удалось. Смотреть в их глаза, в которых вместо нормального зрачка была узкая щелка, не было сил. Поэтому я все время тщательно отводила от них глаза. Они все организовали. Мне же оставалось покорно, как кукле следовать их указаниям. Когда все закончилось, один из них, в очередной раз поклонившись, сказал: