Сначала Джейд решила, что сможет помочь. Она бросилась к найденному человеку, принявшись осматривать его, искать пульс, всматриваясь в затянутые поволокой глаза, обращенные к небу. Но он был мертв, они не успели. Дальше — хуже.
Пока рассматривала мужчину, Джейд узнала его. Это был тот самый кучер, что привез ее в первую ночь к больнице. Теперь его лицо было изуродовано, но она точно поняла — это он. И стало так жутко, что на миг ее замутило.
А может, это просто оттого, что раньше, до Рагоса, ей не приходилось видеть смерть вот такой... обрушившейся, как снег на голову, не оставляющей шансов, заставляющей смиренно смотреть без возможности изменить хоть что-то, бьющей под дых раз за разом, не давая прийти в себя.
Там, на кладбище, Джейд стало по-настоящему страшно. Пока Каспиан осматривал территорию вокруг, она очень старалась держать себя в руках, но раны на теле кучера заставляли ее пальцы дрожать. Жертву истязал ворлок, очень крупная особь. На этот раз Джейд взяла пробы яда, чтобы непременно доказать главному лекарю... Если ворлок не найдет их с Вудсом раньше. Подняв голову, она заметила, как быстро заходит за горизонт солнце, и уже собиралась сама сказать Каспиану, что пора уходить, но появился граф.
Баррингтон смотрел на нее не хуже ворлока, готовый, кажется, растерзать, а она огрызалась по привычке и не могла избавиться от гнетущего чувства страха. а потом от чувства стыда за сказанное.
Но гордость не позволила извиниться или поблагодарить за заботу.
— Я принял решение, — сказал вдруг главный лекарь, оторвав Джейд от воспоминаний. — Вы получите еще одну мою...очень важную пациентку. И ее нужно осматривать на дому. Сразу скажу — если вы ей нахамите, то прощайтесь с местом.
— Она так вам дорога? — удивилась Джейд, и тут же поправилась: — То есть с чего бы мне хамить? Я не собиралась...
— Эта пациентка — вдовствующая графиня Баррингтон. Леди Марджери. И она очень дорога не мне, а нашему наместнику, как вы понимаете. Поэтому вам придется переступить через себя и проявить всю любезность, на какую способны. Если, разумеется, работа все еще интересна вам.
— Ох, мистер Сандерс, — Джейд отставила чашку, едва не расплескав остатки напитка, — только не Баррингтоны. Прошу вас. Я буду паинькой. Обещаю! И на кладбище больше ни за что...
— Это мое последнее слово, мисс Дэвис. — Г лавный лекарь взял со стола пухлую папку, набитую листами с записями, и протянул Джейд. — Ознакомьтесь с анамнезом и вперед, навстречу новым свершениям.
— Сколько же она здесь живет? — поразилась Джейд, раскрыв дело вдовствующей графини.
— Шесть чудесных дней, — не скрывая злорадства, ответил мистер Сандерс.
— Она что, умирающая? — Джейд насчитала больше десяти листов, на каждом из которых стояли даты, иногда повторяющиеся.
— Никак нет, — промурлыкал мистер Сандерс. — Но миледи — женщина весьма впечатлительная, и у нее слабое сердце.
Джейд как раз читала записи лекаря, глаза ее становились все круглее.
— Здесь столько жалоб, и все достаточно серьезные.
— Вот-вот. Вам определенно будет чем заняться. Вы же любите спасать людей? Отправляйтесь, мисс Дэвис. Запрос от вдовствующей графини поступил больше часа назад, бедняжка ожидает... вас.
— Так не пойдет. — Грегори поднялся с кресла и гневно посмотрел на бургомистра, в чьем кабинете они расположились для очередного экстренного собрания. — Мистер Тафт, почему я снова слышу о том, что ничего не было предпринято, когда распорядился еще вчера отправить в трущобы патрули!
— Я передал ваше распоряжение. — Андрис Тафт — здоровяк с тщательно прилизанными темными волосами, мясистым носом и слишком полными, синюшного цвета губами, бросил недовольный взгляд на помощника, громко чиркающего карандашом в блокноте. Даже от малейшего поворота головы второй подбородок бургомистра слегка колыхнулся.
— И? — поторопил его Грег.
— Не моя вина, что кэпир Рэдис не нашел, кого выделить для столь важной миссии, — Тафт развел толстые руки в стороны.
Грег перевел взгляд на кэпира, также присутствующего на экстренном заседании.
Это был мужчина среднего роста, среднего телосложения, средней привлекательности. Выделял его разве что излишне колючий взгляд, цепкий, пристальный, как у пса, давно сидящего на привязи и привыкшего мгновенно разбирать, к кому ластиться, а от кого предпочтительней спрятаться в будку.