Я передвигала ногами, бубнила всякий бред, пыталась смириться с коротким бытием, взывала к высшим силам, доказывала им, что двадцать четыре - слишком мало, и что пользы от меня живой будет больше. Я, может, стану великим экономистом в банковской системе, разработаю удачный план экономии бюджета государства.
То ли высшие силы услышали и рассмотрели во мне перспективы, то ли я всё-таки пересекла этот грёбанный лес, но впереди замаячил просвет и, кажется, сразу стало теплее. Странная штука – надежда. И второе дыхание открылось, и с конечностей онемевшая усталость сошла, и половник перестал мешаться. Господи! Никогда я так быстро не бежала, с учётом проваливающихся в снег ног по колени. А стоило выскочить из чащи, оставить деревья позади, непонятная, странная реальность ударила по голове.
Солнце, птички, бабочки, цветы, зелёная трава. Может я лежу в больнице, в коме? И мерещится мне всякое в нездоровом мозгу? Оглянулась назад – сугробы, мороз, снежная завеса, вернула взгляд вперёд – летний зной и всё вокруг зеленеет. Не бывает такого. Какой-то бред. И пот крупными каплями стекал под одеялом, и слабость каруселью закрутилась.
Сразу всплыли слова мужичка лысого, кутающегося в молочную дымку и вещающего полную чушь. О каком-то Рэйлине, избранных, Ариусе, о Первой Звезде, о серпнях и груденях, про Тьму, Чёрный Дуб, Владыку паскудную и спасение магического мира. И во всю эту мешанину, похоже, попали мы все.
- Да ну. Это ж бред. Просто затяжной сон.
Помотала головой, зажмурилась, потёрла глаза, доразмазав потёкшую тушь, потопала, попрыгала, покрутилась волчком. Вид совсем не изменился. За спиной зима, перед глазами лето, и на Земле такого не может быть.
Вернулась в лес, набрала горсть снега, остудила лицо и пожевала его немного. Содрала одеяло, запрятала под ёлку – мало ли, понадобится позже. Солнце палило нещадно, в воздухе кружилась мошкара, а я смотрела в сторону красочного луга и решала, куда теперь идти.
Вдалеке петляла жёлтая нитка дороги, слева за ней темнел массив горной гряды, а справа переливался сочной зеленью летний лес. Топтаться и дальше на границе холода с теплом смысла не было, а обдумать слова толстячка и найти способ выбраться – требовалось. Да и есть безумно хотелось, аж до коликов в животе и головокружение в голове.
Глянула на зиму за спиной и вошла в зелень, держа курс на виднеющуюся дорогу, которая куда-то, но должна привести, а пока шла, помогая половником раздвигать высокую траву, вспоминала всё, что поведал нам старичок.
Выбравшись на утрамбованную почву, больше похожую на широкую тропинку, по наитию свернула в сторону леса и бодрым шагом, насколько бодро с голодухи и усталости можно выполнять двигательную функцию, потопала по пыльному покрытию.
- В пещере «зёв Тьмы» плохие парни удерживают хорошего, которого мы должны спасти. Как бородач это себе представляет? Я исполняю танец с половником, задирая повыше ноги, Каролка раскрашивает плохишей гримом и поучает, Светка зубы проверяет и команду «сидеть» толкает, а в это время Глашка давит врагов грудью, а Лютик на них Джона натравливает, чтоб тот зализал всех до смерти? Хорош план. О чём мужик думал, выдёргивая нас из привычного мира? А самое главное, где девчонок искать и пещеру эту?
Я шла по пустынной дороге, рассуждала вслух и привычно размахивала блестящим оружием, пытаясь найти хоть какое-нибудь решение, и не услышала шаги за спиной, пока над плечом не раздался басовитый смешок, испугав меня до усрачки.
Вот не зря знакомые забирают у меня из рук колющие и режущие, а если не получается, то отходят подальше. Не знаю, что ожидал незнакомец, подкрадываясь и гаркая в ухо, но моя реакция была вполне предсказуема. Перехватила двумя руками половник, подтянула захват к плечу, для лучшего маха, и с разворота огрела стальным черпаком, стараясь нанести урон посильнее.
Что я говорила про испугал до усрачки? При гарканье на ухо был всего лишь лёгкий конфуз, настоящий страх прибил, когда я открыла глаза и глянула на объект нападения. Передо мной стояла гора больше двух метров роста, необъятной ширины в плечах, с кулачищами размером с мою голову, если не больше. Всё это безобразие, накрытое с головы до пят чёрным плащом, взирало на меня, достающую ему до пупка, горящими глазами, источая опасность и зло.