Очнулась, когда за окном тускло светило неласковое осеннее солнце. Болело всё. Каждая косточка. А слабость мучила такая, что я едва добрела до уборной. С трудом умылась, привела волосы в порядок и спустилась в зал. Если сейчас время обеда, то мне не повезло…
В дневном свете таверна не казалась такой пугающей. За дубовыми столами, на лавках расположились постояльцы. Где-то на кухне громыхала посуда, звякали ложки и вилки, в воздухе витал густой аромат жареного мяса.
… рот наполнился слюной, а желудок мгновенно свело спазмом.
— Маменька велела тебя накормить, — раздался сбоку робкий тонюсенький голосок.
Повернула голову и вздёрнула бровь. Внимательными голубыми глазами на меня смотрела девчушка лет пятнадцати. Светло-русые волосы были убраны в косы, на конопатом лице красовался чуть вздёрнутый аккуратный нос. Не такой поросячий, как у меня сейчас. Скорее, как пуговка. Да и сама девочка была ладная на вид, в миленьком голубом платье с белым передником. Наверное, это и есть дочь хозяйки.
— Спасибо, — сипло отозвалась я и прочистила горло. — Тебе помочь?
Малышка качнула головой.
— Ты за стол садись… вон там, в углу, а я всё принесу.
Девчонка оказалась проворной и шустрой. По пути в кухню успела принять несколько заказов, протёрла столы влажной тряпкой, принесла мужикам пиво в тяжёлых деревянных кружках…
Поставила передо мной тарелку наваристого супа, гуляш, корзинку хлеба, кружку кваса и, пожелав приятного аппетита, умчалась работать дальше. И правда, умница. Хозяйка не преувеличила…
Я ела не спеша. Тщательно пережёвывала и не реагировала на косые взгляды, направленные на меня. Надеюсь Бернар Лойс не обманет и его человек завтра принесёт документы. Я же решила после обеда немного пройтись, про работу поспрашивать. Выгляжу конечно не лучшим образом, но не могу же я остаться на улице и без средств к существованию. Срочно нужно было искать место с проживанием.
Девчушка вернулась, когда я закончила и складывала грязную посуду на поднос.
— На вот… — смущённо произнесла она, ставя на лавку мягкие кожаные сапожки. — Подойти должны…
Я застыла, не зная, как реагировать.
— Спасибо… — вымолвила тихо, осторожно беря обувь в руки. — Я заработаю, отдам.
— Они старые уже… потёртые, — словно оправдываясь, произнесла она и, схватив поднос, умчалась в кухню.
Я вернулась в комнату и померила сапоги. Пришлись впору, стопа у меня маленькая, к счастью…
Выходить на улицу в одной рубахе было опрометчиво и глупо, но делать нечего. Одежды не было, разве что в покрывало замотаться, но тогда я точно работу не найду. Кто вообще возьмёт сумасшедшую?..
В постоялый двор вернулась ближе к ночи. Весь город обошла и всё без толку. Кому уже опытные работники требовались, кому документы вот сейчас подавай, а кто-то просто не хотел связываться с сиротой. Вдруг, я воровка какая…
Я шла к лестнице, прибывая в задумчивости, поэтому не замечала ни грязной ругани, ни похотливых взглядов уже подвыпивших посетителей.
— Эй, замухрышка! — окликнула хозяйка.
Я опустила ногу на ступеньку и обернулась через плечо.
— Добрый вечер, госпожа, — поклонилась учтиво.
— Руки мой и спускайся. Сейчас моя Марьяшка освободится, ужин тебе подаст. На мясо только не рассчитывай. Кашу поешь.
— Спасибо, госпожа, — улыбнулась в ответ и стала подниматься наверх.
Не знаю, что сказалось: моя усталость или моя забывчивость, но яслышала. Тонкий слух обострился до такой степени, что я стала различать голоса и слова, доносившееся из других комнат. Не сразу обратила внимание, но, когда осознала, поражённо замерла.
«Пожалуйста… не надо… отпустите… не надо…» — этот тоненький жалобный голос я узнала сразу.
«Да не дёргайся ты… хуже только сделаешь…»
Меня передёрнуло. Челюсти плотно сжались, а из глубины нутра стремительно поднимался холод. Лютый. Обжигающий и в то же время… влажный. Влажный, как туман.
Когда я так же кричала и звала на помощь, никто не пришёл. Но разве я должна оставаться в стороне и делать вид, что ничего не слышала? Зачем мне тогда эта особенность, если я не буду ей пользоваться?
Я рванула к комнате, откуда доносился голос Марьяши…
Элиот отправился по следам полукровки, сразу же после разговора с Эдрианом, чтобы не терять время даром. Пока в академию не хлынули толпы восторженных «невест», будь они не ладны.
Жениться не хотелось. Ни по-настоящему, ни фиктивно. Элиот не рассматривал себя в качестве примерного семьянина и, если честно, о браке за своё утомительно-вечное существование никогда не задумывался. Такова природа серафима. Даже покинув Крайний мир и потеряв крылья, Элиот не утратил её. Не утратил своей природы, так и остался одиночкой. Сколько не притворяйся человеком, им никогда не станешь, если в твоих жилах течёт светиогонь правосудия… Не было в душе той тяги искать пару ради продолжения рода, которая присуща людям.