— Шако сказал: мне нельзя. Он испытывает на мне какое-то новое средство. Уже и мальчонка его сегодня с утра приезжал. Тот белобрысый, Витард. Вон видишь порошки? И банка с «болтушкой». Ей он велел обрабатывать сыпь, чтобы не зудилась.
— А я думал на тебе зелёнка закончилась, — улыбаюсь я.
— Дарья Андреевна накупила ему столько книг. Он плакал, когда их притащили феи, — и не дрогнул его голос, когда он произнёс её имя.
«Всё же я чёртов ревнивый идиот», — выдыхаю я с облегчением.
— Слышал, слышал сегодня его доклад. По крайней мере хоть кто-то знает, что делать. Хотя эпидемии нам и не избежать.
— А феи в зимний сад переехали? У меня ощущение, что я тут месяц уже чахну, совсем от жизни отстал.
— Переехали. И нет, Барт. Ты и в страшном сне не можешь себе представить, что такое месяц, когда кого-то ждёшь. Когда с утра до утра кажется проходит год. А за неделю — столетие.
— Когда ты спал последний раз, король? — оценивающе разглядывает он меня.
— А надо спать? — усмехаюсь я и встаю. — Не время спать, дружище, страна в опасности, — хлопаю его по плечу. — Ладно, поправляйся и жду тебя в строю.
— Георг, — окликает он меня в дверях, заставляя обернуться. — Мой ответ: нет. Я никогда не встану между вами.
— Я знаю. Но, к сожалению, сердцу не прикажешь. Не всё зависит от нашей воли, Барт, — подмигнув ему, закрываю я за собой дверь.
Глава 12. Даша
— Ваби, давай я помогу тебе отнести, — буквально вцепляюсь я двумя руками в поднос, на который кухарка составила ужин. — У тебя всё равно не четыре руки и сразу в две комнаты захватить еду не получится.
— Да не гоже тебе о клетях рачить. Заведение уже открыли. Тебя поди одаратеры заждались, — убирает Вабария за спину косы, хотя отказывается и не очень усердно.
— Пойдём купно, — сомневаюсь, правильно ли я запомнила слово «вместе», но вроде она не поправляет, значит, правильно. — Что у меня руки отвалятся тебе помочь? А одаратеры никуда не денутся, подождут.
Нужны мне те обажатели-воздыхатели-одаратеры. Уж лучше помогу подруге о комнатах позаботиться, в которые ей положено не только носить завтраки-обеды-ужины, но и убирать, как горничной, и угождать любым просьбам их капризных хозяек с четвёртого этажа.
Победив сопротивление Ваби, иду следом за ней наверх.
— Жди здесь. Я сначала к той суволоке, что в крайней клети. А потом уж к той, откуда содом идёт, — оставляет она меня одну.
Но если до той из крайней комнаты «суволоки», как называют у Ваби в деревне сорную траву да всякий бурьян, мне дела нет. Но отказать себе в удовольствии подслушать что за содом, то есть шум и ругань, во второй — никак не могу.
— Убирайся, Тиз! — заставляет меня отпрянуть выкрик, но, услышав имя, я, наоборот, прижимаюсь ухом, чтобы ничего не пропустить. — Я бы сказала: забирай свои вещи и убирайся, но, — девушка, видимо оглядывается для пущего эффекта, — у мня ведь нет твоих вещей.
— Ты не можешь так со мной поступить, Надин, — возражает мужской голос довольно уверенно.
— Убери руки! — явно вырывается она. — Могу! Ещё как могу! Кто ты мне, Тиз? Муж, друг, любовник? Я подскажу. Никто! Ты мне даже не клиент с той поры как у тебя закончились деньги. И это не мои проблемы, что тебе нечем платить. Мне нужно отдавать свою долю заведению, нужно оплачивать эту комнату, одежду, еду.
— Сколько денег я у тебя оставлял, как тратился на тебя, ты год должна обслуживать меня бесплатно, — явно злится Тиз де Амвон, если я правильно поняла, что за парочка выясняет там сейчас отношения.
— Никто не заставлял тебя платить больше, чем я стою. Никто не настаивал, но ты хотел быть один за всех. За это и платил.
— Нет, я платил чтобы быть у тебя единственным, но ты всё равно принимала других гостей, жадная сука.
Звук борьбы заставляет меня отпрянуть, но я слышу его даже через дверь.
— Отпусти, ортов кретин! Ты пьян! Отвали. Убери руки — останутся синяки!
— И пусть останутся! За них я тоже заплатил сполна! — хлопок пощёчины заставляет меня вздрогнуть, а хозяйку комнаты затихнуть.
И, услышав шаги, я едва успеваю отойти от двери, когда распахиваясь, она ударяет об стену.
— Жалкая продажная дрянь! А мне казалось, я любил тебя. Надеюсь, ты подцепишь какую-нибудь заразу и сдохнешь в муках, — стремительно выходит он в коридор, ещё оглядываясь на хозяйку комнаты, и я едва успеваю развернуться спиной, чтобы он не налетел прямиком на мой поднос.
Проявив просто акробатическую ловкость, мне удаётся сберечь дорогой ужин, но вот высокая вазочка с гроздью рябины от моего резкого движения, покачнувшись, всё же падает на пол.