Нет, я, блин, нарядилась, как дура. Лежу тут вся такая красивая. Жалею его! А он вон чего! «Приказал он», — передразниваю засранца, слезая с кровати. Вот не думала, что это скажу, но жаль, что не обосрался. Глядишь, спеси поменьше стало бы.
И вообще, не за себя волнуюсь, мне там милостыню полагалось раздавать, а теперь что? Вот потому народ тебя и не любит, тиран нищастный!
— Ты прекрасно знаешь, — снова передразниваю я, садясь на подоконник. Ничего я не знаю! Мог бы потрудиться объяснить. Чуть не придавливаю замешкавшегося Карло. — Есть закурить?
— Не курю, — усмехается он, водружая на голову свой потрёпанный берет. — Мне одна тётенька сказала: вредно.
— Вот тоже кровопийца, — отмахиваюсь я и встаю.
Нужны мне его микроскопические цыгарки, когда у меня целый кувшин вина.
— Спросишь у короля, где он взял этот бутылёк, — теперь я передразниваю Карлу, пока до краёв наполняю бордовой жидкостью металлический кубок, украшенный чеканкой. — Ага, спросила. Вообще душевно поговорили. Ты не мог эту сваю попозже убрать? — разворачиваюсь я к фею с бокалом и гроздью винограда в руках.
— Чтобы вы нацеловались? — и снова этот смешок.
— Он вообще-то мой муж, — принюхиваюсь я к вину. — А ты, мелочь, просто ещё ни хрена не понимаешь, когда правильно разговоры заводить.
Делаю пробный глоток. На вкус как хорошее Киндзмараули. Ну что? А жизнь-то налаживается!
— Ты здесь не за этим, — ковыряет фей дырку на колене.
— Так у меня оказывается есть миссия? — сажусь рядом с ним и отпиваю ещё. Или это что было? Закусываю принесённой виноградиной. Протягиваю гроздь злобному феёнышу. — Ешь и давай уже, рассказывай.
— Сначала вы.
— Ага, — киваю я. — А ключи от квартиры, где деньги лежат, не хочешь?
— Там были какие-нибудь документы? Король с утра что-нибудь подписал?
Ты посмотри настырный какой!
— За что Катька ненавидит Георга? Что такого произошло между ними? — кладу я гроздь рядом с ним и ставлю бокал на подоконник.
— А я почём знаю! Мне было тогда лет десять, — достаёт он из ножен шпажку. — Она никогда не рассказывала.
— Ну раз посчитал, значит, знаешь. И слухи, наверняка, ходили.
— А я слухам не верю, — рассматривает он кончик своего волшебного оружия. — Король получил приглашение от Императора для обсуждения каких-то вопросов, связанных с феями. Ты видела эту бумагу? А прошение, что подало ему вчера наше магическое сообщество? Он его читал? Что он думает об этом?
Использовать меня решил? И ты посмотри какой идейный, прямо революционер. Только несмысшлёныш ещё! Да кто ж так сразу выкладывает, что именно тебе надо? Ну, мне это только на руку. Теперь пока всё не узнаю, ничего не скажу. И знать ему, что я никаких документов не видела, не обязательно. «Или видела?» — напрягаю я память.
Что-то было там ещё в воспоминаниях короля, после того, как он отымел меня, сволочь, и ушёл. Злой, расстроенный, рвущий себе душу на немецкий крест. Одно и утешает, что это доставило тиранищу куда большие страдания, чем несчастному Катькиному телу.
«— Уберите к Орту эти подсвечники! — сталкиваю я на пол со стола массивные канделябры. Уж не знаю, чем они провинились. Не важно. Бесят. — Приготовите ванну! Пошлите за канцлером! Казните кого-нибудь в конце концов!
Оглядываюсь в поисках того, чем запустить в стену. Чернильница пролетает в опасной близости от лица Барда.
— Ай-яй-яй, Георг, — качает он головой, глядя на расплывающееся по ковру пятно. — Мастерицы ночей не спали, кололи изящные пальчики, сражаясь с переплетением нитей, а ты одним взмахом руки и такое полотно загубил.
— Не святая ли церковь нам его навязала? — падаю в жалобно скрипнувший стул, и, скрестив руки на груди, рассматриваю безобразные потёки.
На гобелене в белых одеждах Ог — старший из братьев-богов. Правильный, благочестивый, непорочный, добродетельный. В чёрных — Орт. Насмешник и паяц. Обманщик и баловень судьбы. Злой лукавый прохвост.
— Да, его прислали вместе с новым священником, когда ты вступил на престол, — присаживается на край стола, прямо на наваленные бумаги Бард.
— Напомни мне, а как давно даже из библейских сюжетов вымарали их младшую сестру Наль?
— С тех пор как признали магию в этом мире незаконной, — хмуро почёсывает Барт бороду. — И ты не хуже меня это знаешь. Видимо, симпатичная рыженькая сестрёнка вызывала неоднозначные чувства у вынужденных блюсти целибат служителей церкви, потому синод и внёс поправки. Не желаешь, кстати, навестить брата?