— Смогу, не смогу, но попробую. Сейчас подожду, пока над королём там весь двор наулыбается, а потом пойду подлизываться.
— А если…
— Карл! — подаю я ему шпажку. — Нитки давай, двоечник!
— Я не двоечник! — обиженно взмывает он в воздух.
И моргнуть не успеваю, как в руке у меня оказывается до боли знакомая катушка зелёных ниток с воткнутой в него слегка погнутой иглой. Снова это дежавю. Но я могу поклясться, что это мои нитки. Я буквально пару дней назад подшивала ими новые шторы.
— Я ничего не наколдовываю! Я только перемещаю! — возмущённо стрекочет он крыльями. — Я ваш личный фей. Кровный. Вот к чему вы лично прикасались, только то и могу переместить.
— Чёрт, и тут не повезло, — несу катушку на стол. — Достался какой-то неумёха.
— Вообще-то я по нашим меркам ещё ребёнок, поэтому много не умею.
— Ладно, ладно, кровный фей, не оправдывайся, шучу я, — показываю, чтобы раздевался, и наливаю себе ещё вина. — Это я, выходит, виновата, что не к тому прикасалась? Почему же тогда мои домашние тапки, любимые, стоптанные, в которых я каждый день ходила, ты не переместил?
— Не знаю, — стыдливо прячется он за спинкой кровати, стягивая с себя вещи. — Кто-то трогал их, видимо, после вас.
«Чёрт!» — плюхаюсь я на стул и с расстройства выпиваю залпом полбокала. Ну, точно Ленка! Поди в гроб мне их с собой положила. Ну как же! Любимые. Навалила мне там, наверно, вещей, чтобы на том свете уютно было. Она же жуть какая сентиментальная и во всю эту ерунду верит. И лежу я теперь такая нарядная в гробу в розовых тапочках с меховыми помпонами. Хотя на хрена они мне там? На хрена они мне вообще!
— Скажи мне, друг мой Карлуша, я в своём мире умерла? — выдыхаю, осматриваюсь в поисках салфеток, а потом, за неимением оных, вытираю рот брошенными перчатками. Они всё равно помадой испачканные, не отстирать.
— Конечно, нет! — неожиданно отчаянно выкрикивает Карл, высунув голову из-за спинки, но потом словно одумывается: — То есть пока нет, потому что… в общем, это неважно, — вешает он на спинку рядком камзол, штаны, дырявые чулки по одному. — Катарина сейчас в вашем теле. Но с ней я не могу говорить.
— Погоди. Значит, я в коме, да?
Вот, блин, почему тапки трогали. Дались они мне, окаянные. Ленка мне их в больничку понесла. Ну, что ж, а жизнь-то и правда, налаживается! Вот уже забрезжила надежда. Надо подумать, что там в аптечке у меня есть.
Глава 13
— А что там со мной не так? Я больна? Без сознания? Поэтому ты не можешь общаться с Катариной?
— Нет, я просто не могу. И ничего о ней не знаю. С того момента как вы поменялись телами — ничего. Мы можем проникать в другие миры, но только взрослые феи и только при определённых условиях. А я умею только перемещать предметы, только ваши и только оттуда сюда.
— И «только» твоё любимое слово, я поняла. Чёрт, как неудачненько-то, — рука сама тянется почесать затылок.
«Блин, ещё это корона давит», — приподнимаю я дужки и морщусь, растирая зудящую кожу под ними. А ведь очень пригодилось бы пообщаться с Катькой-то. Я бы её предупредила, что там розетка в кухне током бьётся. И кран с горячей водой на полную откручивать нельзя. Бедная, как она там в цивилизации?
— Но телами нас с Катькой поменял ты? — забираю его вещи и сажусь рукодельничать.
— Я. А кто же ещё? Глупый никчёмный фей, — виновато кивает он своей салатовой гривой, кутаясь в край одеяла.
— Ты погоди голову пеплом посыпать, давай в подробностях.
— Катарина запретила мне вмешиваться, потому что пыталась сделать не так.
— А как?
— Хотела магическим способом навсегда изменить свою внешность. Но не успела закончить ритуал, её схватили.
— А что обычных способов ей мало было? Волосы там перекрасила, макияж, новая стрижечка — и родная мама не узнает. Обязательно вот что-то запрещённое и навсегда? Ох уж мне этот юношеский максимализм! Я тоже вон себе в её возрасте татушку набила, дурилка. Такая была любовь!
— И что? — заинтересованно замирает фей, пока я рассматриваю зашитый камзол.
Как новенький!
— И ничего. — Блин, ну не могу же я рассказывать ребёнку такие подробности. Как на бабушкином скрипучем диване и началась, и сразу закончилась наша любовь. — Расстались мы. А татушка с его именем вон, — показываю я на плечо. — А, чёрт, это же Катькино тело. Ну в общем, я бы тебе всё равно не показала. Но осталась на всю жизнь.
— А она хотела отомстить, — вздыхает фей.
— Кому? Королю? Вот ещё тоже глупость — мстить, — похоже заклинило у меня режим «опытная мать», но ладно уж, изреку последнюю мудрость и буду закругляться. — Встала, отряхнулась и забыла его — вот лучшая месть. А, кстати, что он сделал-то?