— Сволочь! Урод! Козёл! Будешь знать, падла такая, как жену пользовать без её согласия.
— Катарина! — вроде порывается он встать, но, когда я благоразумно отскакиваю, вдруг заваливается спиной на кровать и открывает мне столько сказочных возможностей для праведной мести, что я даже не знаю с чего и начать.
Да, с того самого! Но реакция у него хорошая. Он вовремя подтягивает колени к груди, поворачивается на бок. К сожалению, и я выбиваюсь из сил. Лишь раз припечатываю со всей силы по его каменной ягодице и выдыхаюсь.
— Ну и кто тут у нас теперь козёл? — опускаю я руки, тяжело дыша. Мне кажется сердце бьётся у меня не в груди, я вся — ухающее, бьющееся сердце.
А эта скотина лежит, даже не закрываясь руками, и трясётся от смеха. Но недолго.
Рывком садится, и я всё понимаю по его лицу: жить мне осталось пару мгновений.
Всё, Катька! Прости, прощай! Я сделала всё, что могла.
— Не подходи! — ещё предупреждающе загораживаюсь я тапком.
Не обращая на это никакого внимания, король зло, цепко хватает меня за руку.
Легко, как конфетку у ребёнка, забирает моё оружие. Откидывает его в сторону и больно подтягивает к себе за запястья. Так смотрят на еду, на добычу, на жертву — такая чернота в его глазах. Так хищно, беспощадно стискивает он зубы. А потом швыряет меня на кровать и наваливается со спины.
— Ты же знаешь, что я сейчас с тобой сделаю, — шепчет он в ухо зловеще и задирает подол моей рубахи.
— Да пошёл ты! — даже не стараюсь я вырваться, прекрасно понимая насколько он силён, и как бесславно подавлено моё сопротивление.
По крайней мере я попыталась. Как там учат в умных книжках? Надо расслабиться и получить удовольствие?
Но он просто скользит рукой по нежной Катькиной ягодице и дышит в шею так, словно женщины год не имел.
— Ортовы гланды, кто ты?
— К-катарина, — заикаюсь я, когда рука его останавливается.
— Напомни мне отрубить голову этому лекарю, — замирает он и неловко заваливается на меня всем своим королевским весом.
Не знаю сколько я лежу, боясь пошевелиться. Он жив? Чутко прислушиваюсь. Дышит ровно. Ощущаю, как в меня упирается на вдохе, а потом спадает его грудь.
Жив, Георг Ильич, не знаю, как его по батюшке. Живее всех живых.
Осторожно выползаю из-под него.
— Георгий? — аккуратно тыкаю в него пальцем и поспешно отскакиваю, когда вслед за безвольно свесившейся рукой он поворачивается на спину.
А рожу-то я отрихтовала ему знатно. Багровый след на щеке алеет протектором подошвы. Не соврали производители про качество нашей дубовой резины.
Рука сама тянется откинуть с его высокого лба густые волосы.
Ох, и агрессор ты, Гошка! Но до чего ж хорош!
И работы с тобой ещё непочатый край.
Глава 7
Паника, паника, паника...
Кусаю я губы, глядя на бездыханное тело Георга Пятого. Хотя не такое уж оно и бездыханное — храпит как паровоз.
И чего я паникую? Подумаешь, ушатала короля. Делов-то. Вот выспится, сладко потянется… и казнит меня. За ним не заржавеет.
И погибну я бесславно. А мне, может, хотелось бы национальным героем, как Мальчиш-Кибальчиш. Чтобы летят самолёты — привет Мальчишу! Плывут пароходы — салют Мальчишу! Только нет же у них тут ни самолётов, ни пароходов. Один вон, паровоз, и тот пока спит. А проснётся, выпытает военную тайну «кто я» и похоронят меня, проклятые буржуины-феодалы, под каким-нибудь баобабом. Кирдык Мальчишу.
Только разве мне привыкать? Та не королева, кого три раза на эшафот не отправляли. Один раз уже обошлось, глядишь, и в этот обойдётся.
И такой Его Свирепость сейчас беззащитный, что прямо напрашивается на какую-нибудь шалость. Связать его в чём мать родила? И хворостиной по голой попе? Чтобы знал, каково это — быть слабее. Так ведь не простит. Ладно, ему и так досталось. А эти игры, у нас ещё впереди, если не одумается. И если жива останусь — не лишняя поправка в таких реалиях. Сейчас важнее деморализовать противника. Зубной пастой его что ли измазать? Или хотя бы губной помадой.
«Есть в этом доме помада?» — оглядываюсь я. И вообще, долго я буду ходить в этой ночнушке? У меня же есть время принарядиться? Всяко даже паниковать лучше при полном параде, а не в этом мешке, что я так и хожу с утра, а помирать — и подавно. И Величество вдруг как увидит меня, такую нарядную, как обомлеет от красоты, так и простит мне всё. А то он и видит бедную Катьку то в грязных лохмотьях, то в этой хламиде. Потому и всё желание: накрыть подушкой да делать наследника.