И — к покупателю:
— А вас, гражданин, попрошу пройти ко мне в кабинет для уточнения ваших претензий, чтобы не нарушать нормальный процесс торгового оборота!
Такая изысканно-строгая манера речи обычно ошеломляет самого крикливого и самого нервного покупателя. Он сует подозрительно легковесный брусок мыла, из-за которого разгорелся весь сыр-бор у него с Фросей, в авоську и молча уходит из лавки, не нарушая «нормального процесса торгового оборота».
Гипноз официальных слов действует безотказно.
Сейчас Иван Трифонович принимает в своем кабинете старуху Анну Ивановну Гальчихину (она же бабка Гальчиха), особу в селе известную.
Гальчиха — член церковной «двадцатки» — пользуется у верующих сельских старух и стариков большим авторитетом, характер у нее властный, жесткий и ее побаивается даже сам местный священник — молодой, пузатенький отец Кирилл.
Гальчиха сидит на стуле, одетая во все черное, прямая, тощая, со сросшимися на широкой переносице черными бровями, и ведет с заведующим потребиловкой тонкий дипломатический разговор. Пришла она в кабинет к Ивану Трифоновичу не «уточнять претензии», а совсем по другому, деликатному, делу.
— Ваш Илья-пророк, уважаемая Анна Ивановна, — вкрадчиво и, как ему кажется, очень убедительно говорит Иван Трифонович, иронически щурясь, — есть миф, то есть ничто. Одно ваше воображение, пустой звук!
— Звук-то звук, да не пустой! — обижается за Илью-пророка бабка Гальчиха. — Не греши, батюшка, на Илью, а то он тебя накажет. В ильин день завсегда гроза грешников бьет. Не посмотрит Илья, что ты партийный, да и даст тебе звуком по затылку!
— Во-первых, у меня и в лавке громоотвод и дома громоотвод, а во-вторых, все зависит от прогноза погоды, а не от вашего Ильи!
— Прогноз — он тоже Илье-пророку подвластный!
— Ох, и темная вы старуха, Анна Ивановна, — поражается заведующий потребиловкой. — Да наши космонавты все небо обшарили — нигде вашего Илью не нашли!
— А может, он в тот день выходной был! — говорит Гальчиха и крестится.
Иван Трифонович в раздражении мотает головой.
— С вами спорить по идейному вопросу все равно что керосин пить, Анна Ивановна!
— А я, батюшка, к тебе не спорить пришла, а по делу!
— Какое дело у вас?
— Тебе известно, что на ильин день у нас в церкви престол?
— Ну, известно!
— Надо бы тебе, Иван Трифоныч, обеспечить, чтобы в лавке к этому великому дню и водочка была в потребном количестве… Ну, и селедочка там, колбаска… Праздник ведь большой — ильин день! И дрожжец бы припас!..
— Все варите?!
— Я не варю, — крест святой! А другие варят… кто сахаром запасся.
Иван Трифонович придвигает к себе счеты и указательным пальцем резко сбрасывает костяшки.
— Обеспечим, Анна Ивановна! — говорит он уже бодро и ласково. — Всего завезем… потому… — как это ваши церковники говорят? — «богу богово, а кесарю кесарево»!
И вот наступает ильин день. С утра по селу разносится ликующий призывный трезвон колоколов, в церкви пузатенький отец Кирилл правит торжественную службу.
К полудню на жарких пыльных сельских улицах уже появляются первые пьяные, — верующие и неверующие. Хмель, он ведь объединяет всех!
У потребиловки стоят на улице колхозный счетовод Аграманов, однорукий, желчный человек, в старом офицерском кителе и новенькой клетчатой кепке, библиотекарь Зоя Куличина, смешливая, румяная девушка, собирающаяся выходить замуж за учителя, и Иван Трифонович.
— Опять наши комсомольцы, да и мы тоже, коммунисты, престол проморгали! — возмущается Зоя Куличина. — Мы с Петей говорили в правлении, предупреждали… все мимо ушей! Смотрите, сколько пьяных! И драки уже были, Иван Гальчихин, внук этой знаменитой Гальчихи, подрался с каким-то приезжим. Вот увидите, завтра много невыходов будет на работу!
— Точно! — подтверждает ее слова Иван Трифонович и, помолчав, добавляет веско: — Надо бы на партийном собрании этот вопрос обсудить… об усилении вот именно безбожно-воспитательной работы среди отсталых слоев населения.
— Только не тебе этот вопрос придется ставить, — желчно замечает Аграманов.
— Почему же это не мне? — настороженно щурится Иван Трифонович. — Я, брат, старый безбожник.
— Да, да, — безбожник! — с тем же желчным сарказмом говорит Аграманов. — В бога-отца, в бога-сына и в бога-духа святого ты не веришь, у тебя один бог — бог план святой!.. Все село в престольный день водкой залил! Торгаш ты, а не советский кооператор!
Он резко поворачивается и уходит.
— Вот ведь до чего склочный тип! — с искренним возмущением заявляет Иван Трифонович и смотрит на смутившуюся Зою Куличину в ожидании, что и она осудит вместе с ним желчного колхозного счетовода. Но Зоя отводит глаза в сторону и начинает прощаться: надо идти, а то как бы гроза не застала. В небе где-то далеко глухо и грозно ворочается гром. Бюро прогнозов погоды не подвело Илью-пророка, и ильин день, видать, не обойдется без грома и молний.