Прячась в тени от куста, напряженной до боли рукой осторожно делаю заброс, веду леску с «мушкой» им навстречу. Давайте, милые мои, хватайте! И вдруг раздается отчаянный Клюшкин не то визг, не то лай, и я чувствую, как моя собачонка тычется мне в ноги, словно хочет спрятаться.
Не отрывая взгляда от лески, делаю лягательное движение правой ногой и отбрасываю от себя проклятую Клюшку. Но она снова не то визжит, не то лает и снова тычется в мои ноги. Оборачиваюсь и — о боги! — вижу в пятидесяти шагах от себя, не больше, здоровенного медведя. Опершись одной передней лапой на пень, вторую держа на весу, зверь внимательно смотрит на меня, словно ждет — поймает хариуса этот чудак в шляпе или не поймает?
Я чувствую, как моя рыжая борода от неожиданности и от страха встает дыбом, и… роняю в воду удочку! Недовольно рявкнув, словно выругавшись, медведь, тяжело переваливаясь, не спеша скрывается в лесу. Это происходит в одно мгновение!
Обернувшись лицом к Гремянке, я вижу уносящуюся по течению мою удочку. И те же серебряные молнии в воде… И торжествующую морду Клюшки, на которой написано: «А ты еще не хотел брать меня с собой!»
Пришлось не солоно хлебавши тут же отправиться домой. И опять Клюшка бежала впереди и непрерывно оглядывалась. Видно было, что она считает себя героиней дня и моей спасительницей. А меня грызла досада: такой был ход хариуса, и все пошло — извините — в буквальном смысле слова псу под хвост! Но потом я тронул себя за бороду и подумал: «Ничего, была бы борода на месте, а хариусы будут».
Я подозвал Клюшку, погладил ее (надо же было отметить ее собачью бдительность!), и мы с моей верной собакой бодро зашагали по знакомой тропке домой.
Братья по духу
(Рассказ пасечника)
— С чего у меня вся эта междаметия произошла? С того, что старуха моя взбрыкнула! Да так взбрыкнула, что ни подойти, ни подъехать! «Надоело мне, — кричит, — с тобой, со старым хрычом, в этакой глуше куковать! Какой ты к черту, — кричит, — законный супруг, если не способен свою супругу, прогрысистую женщину, на худой конец даму, обеспечить полным культурным удовольствием! Я, — кричит, — по телевизору соскучилась, у меня, — кричит, — складывается такое впечатление, что кино я в последний раз в прошлом веке смотрела! Поеду к дочке, погощу хоть у нее, внучку потетешкаю, понянчу! Завтра же, — кричит, — отправляй меня, а сам живи тут как знаешь со своими пчелками, пропади они пропадом, твои божьи работнички, прости меня, господи, грешную!»
При этом бегает по избе, как очумелая, одной рукой платьишки свои в чемодан запихивает, другой — мне грозит. А когда я к ей подступаю, чтобы ее укоротить, этой же грозящей рукой фигу мне показывает. «Ну, — думаю, — если я эту даму скаженную завтра же не отправлю к дочке (дочка, между прочим, не моя, от первого мужа, я сам вдовец, и она вдова, на том и сошлись) — такая пойдет у нас грызь, что останутся от моего довольно еще крепкого организма одни белые косточки!»
— Ладно, — говорю, — не дури, поезжай, мне самому хочется отдохнуть от тебя, пожить одному в полное свое природное удовольствие.
Уехала моя дама скаженная, и стал я жить в полное свое природное удовольствие.
День живу в полное природное удовольствие, второй, третий… На четвертый заскучал. Никто меня не грызет, не шпыняет, не кричит на меня, не дергает — такая вокруг меня образовалась бессловесная пустота, что хоть живьем в гроб полезай! Пойду на пчельник — пчелки жужжат, а мне слышится, будто это супруга моя жгучими словами меня шпыняет. Вроде полегчает, а потом еще пуще скука когтит.
Выйду на трахт, постою. Машины мимо — вжик, вжик!.. Знакомый шофер рукой махнет, а мне опять блазнится — это дама моя фигой мне на полной скорости помахала. Только обрадуюсь, а она уже промелькнула, милая виденья!
Куда пойдешь, кому пожалишься?
Ведь собаки и той нет! Полкашку моего прошлым летом медведь до смерти лапой зашиб, нового пса не завел и не заведу, второго Полкана нет и не будет, ну, да это особый разговор.
Пошел в избу, выпил с горя медовухи — не берет! А ведь отменная у меня медовуха, на всю округу славится, но не тот, видать, у нее градус, чтобы перешибить мою кручинушку. Не миновать, думаю, в город за водкой ехать!
Мигом собрался, все в избе бросил, как есть, а бочку с медовухой оставил в сенях, только дощечками ее прикрыл, а сверху камушком придавил. И тут же ковшик оставил, кто зайдет, захочет испить, пожалуйста, пей, милый, в полное свое природное удовольствие, нам нашего продухта не жалко!
Пошел на трахт, проголосовал, сел в попутную машину и поехал в город за сорок километров. В «Гастрономе» встретил знакомого лесника, выпили мы с ним половинку на двоих, вторую половинку в запас взял и тем же манером покатил домой.