— Ничего! Радуйтесь, что живы. Сейчас выпадете на шарик.
Осекшись и замолчав, пилот вновь исчез за перегородкой, захлопнув за собой люк.
— Синдром у него. — Тихо пояснил техник. — Проявляется иногда. Потому и на этот гребаный грузовой терминал устроились, грузам-то все равно..
— Угу. — Кивнул разозленный Кот. — Я б ему за эту высадку… Чтобы помнил, что люди у него, а не ящики! Вызови медсервов, у нас пострадавшие. Вот тот и вот этот по своей глупости, похоже, в медблоке на расходниках экономили. Их на терапию срочно надо!
— А, Xшары! — помрачнел техник. — Ну все. Трындец. И отсюда выгонят. Пилот он хороший, но накрывает иногда… А тут планета еще такая, что очень похожа на нашу последнюю операцию. Развалины старые, города новые, и общая красота. А ему все кажется, что вот-вот ПКО палить начнут, и у его птички снова в брюхе дыра появится, сквозь которую взвод…
Техник замолчал, тоскливо вглядываясь куда-то вдаль.
— Мы давно одним экипажем ходим. Столько всего пережили… — продолжил он, — а на старости лет поздно менять напарника. Куда он, туда ия. Куда я, туда и он…
— Флот? — буркнул Кот.
— Тяжелый десантный крейсер "Гордость", секция планетарного десанта. "Прыгучие жабы", слышал, может быть? — чуть повернулся к нему техник.
Когда он стоял в профиль, освещаемый ярким и радостным солнцем, льющимся в открывшийся настежь входной люк, становилось ясно, что техник как минимум ровесник старого пилота.
— Не слышал. — Покачал головой Кот. — Постой… по справке "Гордость" потерян в боях больше десяти лет назад!
— Знаю. Мы тогда, считай, одни из всего экипажа остались. Пиратское гнездо во фронтире чистили. Оборона очень плотной оказалась, а командир нашей эскадры молодой и горячий был, силы не рассчитал. Наш крейсер и остальные корабли эскадры на орбите приложили, когда мы в первой волне десанта вышли. Потому и уцелели, наверное. Не ожидали пиратики, что мы так, сходу, без длительной разведки и обработки на штурм полезем. Ну… вот первая волна и смогла частично уцелеть, когда орудия ПКО ударили. Нам тогда в брюхо прилетело. Подбили, в общем, но до конца не добили. Взвод как слизало… да и я чудом уцелел. Свалились на шарик… А потом нас две недели по горам тамошним, как слупов, гоняли, пока в штабе не чухнулись, что у нас дело плохо, и большую рейдовую эскадру не отправили. Вот тогда-то пиратов и прижали… оставшихся. Основная масса за эти две недели успела куда-то исчезнуть.
Техник тяжело вздохнул, глядя в никуда. Он ни о чем не просил, просто спокойно стоял. Происшествия, при которых появлялись пострадавшие, всегда тщательно рассматривались службами летного контроля, и любые просьбы тут были бесполезны.
— Звание-то у тебя какое?
— Летный техник-сержант первого класса, — так же безмятежно отозвался старик, — в полной отставке.
В "полную отставку" отправляли тех, кого признавали совершенно негодным к дальнейшей службе. По причине ранений ли, проявлений ли "боевого синдрома" или просто… признавали не годными.
— Садж! — Тихо заговорил Кот, приняв для себя решение. — Это ведь старая тяжелая "Гидра" была до конверсии? Не отвечай, сам вижу. Дублирующую линию управления найди, блок два-восемь-шесть, ослабь крепление четыре и дерни блок несколько раз. Если там есть стоп-контролька, скрути ее полностью и выкинь подальше. Неполадка минимальна, блоком управления шаттла не регистрируется, но вносит помехи в основной контур управления. Требуй от летного контроля проверку по полному профилю, контролируй сам, они должны найти этот дефект. Пусть составят летную модель с учетом дефекта. Модель покажет, что пилот не сам лихачил, а пытался нивелировать возникшие проблемы с управлением. Давай, садж, действуй! Времени у тебя мало. И Спящие тебе в помощь!
Кот говорил вполголоса, старательно глядя в сторону. Если бы кто-нибудь даже и посмотрел запись, то у него осталось бы впечатление, что сержант просто тихо ругается, глядя на удаляющиеся носилки медицинских сервов. Старик вздрогнул… и сорвался с места, лихо, по-молодому, нырнув куда-то в глубины кораблика.
29
— Ом-м-мани-м-мо-о-о-рн! Ом-м-мани-м-мо-о-рн! — слаженно и стройно выводил хор мужских голосов. — Ом-м-мани-м-мо-о-о-рн!
Люди в бесформенных балахонах и широких капюшонах, скрывавших лица, сидели на грубоватых и низеньких деревянных табуретках ручной работы, что во времена нынешних высоких технологий выглядело как минимум странно. Каждый держал в руках светящийся жезл. В строгой очередности заводя мелодию, они медленно двигали жезлами вверх и вниз, доставая и опуская их обратно в небольшие отверстия в полу зала с высокими потолками, в котором и проходила эта странная церемония. Казалось, что люди в балахонах расселись как попало, но взгляд сверху показал бы картину сложного но… упорядоченного хаоса. Все занимали четко определенные места, образуя завораживающий своей красотой рисунок.
В зал ввели человека с завязанными глазами, чьи руки были скованы за спиной силовыми наручниками. Человека в обычном рабочем комбинезоне вели двое "балахонистых", направляя его движения при помощи небольших палок, мерцавших искрами.
— Морн! Ом! Морн! Ом! Морн! — плавный речитатив изменился на отрывистые выдохи-выкрики, звучавшие в рваном ритме.
Люди в балахонах, следуя какой-то своей очередности, при каждом таком выкрике с силой втыкали свои жезлы в отверстия и больше их не трогали. Чем ближе конвойные подводили человека к центру зала, тем ожесточеннее становился ритм.
— Морн-морн! Ом! Морн! Морн-ом-морн-Морн! Ом! Ом! — то один, то другой "балахонистый" замирали на месте, воткнув свой жезл и откинувшись слегка назад.
Когда до центра зала, в котором разгоралось какое-то свечение, оставалось всего пара шагов, выкрики перешли в постоянный и непрерывный гул, в котором "морны" сливались с "омами", перетекая один в другой. Шаг, еще шаг..
— Морн! — выкрикнул последний, в свою очередь откинувшись на стульчике.
Разгоревшееся свечение, тусклое в начале церемонии, уже резало глаза. Человеку в комбинезоне сорвали с глаз повязку, плавным, отточенным движением сорвали с рук наручники и… резко толкнули вперед. Жезлы, концы которых выпирали из пола на несколько сантиметров, ярко вспыхнули, раздался громкий треск… и свечение исчезло, оставив после себя обугленное и изломанное тело.
— Жертва не принята, братья! — громким, хорошо поставленным голосом выкрикнул кто-то. — Спящим не нравятся слабые! Брат, ответственный за поиск, будет наказан.
Второй конвоир молча встал на колени, склонившись в позе покорности. Первый театрально ткнул в него своей искрящейся палкой. С громким треском проскочил разряд, заставив провинившегося распластаться на полу, нелепо подергивая руками и ногами.
— Звезды мне сказали, что новое служение должно пройти через три дня! — снова подал голос первый конвоир. — Молитесь, братья! Спящие должны получить желаемое.
Люди в балахонах молча вставали со своих мест, вытягивая из пола свои жезлы, и так же молча направлялись к выходу. Наконец, в опустевшем зале остались только бывшие конвоиры и тот, кто провозглашал "Мнение Спящих"
— Ну все, хватит, хватит! — пробурчал "глас" после того, как входные двери захлопнулись. — Все уже ушли.
— Да? — дергавшееся до этого тело второго конвоира моментально оказалось на ногах и кинулось, замахиваясь, на напарника. — Ты, ублюдок! Ты на сколько разряд выставил? До меня же достало!
Второй конвоир рефлекторно выставил перед собой свою палку, оказавшуюся мощным шокером. Шокер, выставленный на полную мощность, моментально окутался разрядами.
— Стоять! — негромко приказал "глас".
Оба конвоира замерли, так и не начав драку.
— Найдите кого-нибудь покрепче, — сказал "Глас", направляясь к выходу, — или сами окажетесь на их месте! Два дня у вас есть.
Конвоиры потянулись на выход вслед за своим хозяином. В дверях они разошлись, "Глас" направился в одну сторону, а конвоиры в другую.
— Ты это, Темка, извини, — сказал первый, откидывая капюшон, — разболтался регулятор, чуть больше прокрутился. Пиво с меня.