Но слово «покровитель» не дает правильного представления об отношениях банту и пигмея. Маленькие бамбути совершенно независимые люди, горячо любящие свободу и решительно отстаивающие в случае необходимости свои права. Банту, «покровительствующий» пигмеям, называет их «своими», но он не может никак распоряжаться ими. Он не в состоянии прогнать пигмея из его владения, даже если бы и пытался, но он никогда и не пытается.
Пигмеи-охотники поставляют банту слоновую кость и мясо и, кроме того, помогают им убирать урожай. Веками пигмеи жили, сами снабжая себя всем необходимым. Банту ознакомили пигмеев с бананами, маниокой, сахарным тростником, железными наконечниками для стрел и копий, табаком и гашишем. Но все остальное пигмеи отвергли — христианство, налоги, одежду.
Если бы пигмейское общество было более развитым, пигмеи просто торговали бы с банту. Лесные охотники относили бы мясо и слоновую кость на рынок и продавали по высоким ценам. Но пигмеи не имеют представления о денежной торговле, им знаком только товарообмен. Если бамбути приносит банту мясо, тот дает ему бананы и железные наконечники для стрел. Он имеет дело только с этим банту и, возможно, убедит своих близких и дальних родственников последовать его примеру. Ныне многие пигмейские семьи, живущие на краю леса, довольно тесно связаны с банту, и некоторые банту «покровительствуют» десяти, двадцати пигмеям и даже больше.
Существующие отношения с пигмеями выгодны банту. Принесенные охотником бамбути бивни слона банту может продать за двести долларов скупщику слоновой кости; человек, рисковавший жизнью, получает вещи, которые стоят десяток долларов, а остальное забирает себе посредник — банту.
Обычно пигмей знает это. Он протестует, ругает банту и пытается получить за следующие вещи побольше. Но хотя пигмей мог бы не появляться больше из леса и никто не стал бы его искать там, он никогда не решается совсем порвать связь с деревней банту.
Банту охотно берут в жены пигмеек, особенно теперь, когда банту близко познакомились с первыми плодами западной цивилизации — венерическими болезнями и все больше женщин банту становятся бесплодными. Но пигмеи не женятся на банту. Вероятно, женщины банту не могут выдержать трудностей бродячей жизни охотников, а ни один пигмей не променяет свой лес на жизнь в деревне.
Иногда пигмейки, жены банту, возвращаются к своим семьям в Итури. Однажды, когда я жил в лесу с пигмеями, двое юношей из деревни пришли навестить свою мать-пигмейку, ушедшую от мужа банту. Они были настоящими сельскими жителями, тогда как их мать, хотя она и провела вне леса много лет, была настоящей лесной пигмейкой. Муж не особенно горевал по ней: у него остались сыновья — главное, ради чего он женился.
Чтобы познакомиться с бамбути, путешественник должен прибегнуть к помощи их «покровителей» — банту. Обычно при появлении в лесу «посторонних» пигмеи просто «растворяются» в чаще, куда не отваживались проникать даже работорговцы. Они могут враждебно встретить того, кто без спросу вторгнется на их территорию. Стэнли считал пигмеев самыми опасными врагами из всех африканских племен, оказавших ему сопротивление. Даже сейчас банту относятся с должным чувством уважения к пигмейским лукам и стрелам.
Из полуметровых луков, кажущихся на первый взгляд игрушечными, бамбути без промаха стреляют отравленными стрелами. До сих пор точно неизвестно, из чего пигмеи приготовляют яд для стрел. Одни считают, что это стрихнин из древесины евфорбии, другие говорят о высушенном змеином яде, третьи — соке болотных орхидей или жидкости из разлагающихся насекомых. Вероятно, пигмеи пользуются всеми этими и, возможно, другими «источниками», в зависимости от того, что окажется «под рукой». Во всяком случае, яд действует безотказно.
Впервые я встретил пигмеев в 1937 году. Мне помог Калуме, вождь деревни банту, расположенной между Бени и Ируму у восточного края Итури. В языковую группу банту входят различные племена и народы, говорящие на родственных языках. Банту того района, где был я, назывались банданде. Главным вождем их был Калуме, которому подчинялись старейшины, или младшие вожди.
Калуме, высокий, мускулистый мужчина в длинном одеянии, принял меня дружески и любезно. Он широко улыбался во время моей речи на языке кингвана, которую для меня записал латинскими буквами Аттилио Гатти, уже несколько лет знавший Калуме. Звуки, которые я запинаясь произносил, к моему великому удивлению, оказались понятными Калуме. Я мог прибегнуть к помощи Цезаря, но мне хотелось хоть раз за время первой экспедиции поговорить на кингвана.