Перед ульеобразными хижинами зажглись костры, женщины и девушки занялись приготовлением ужина, а мужчины наблюдали за ними и оживленно переговаривались. Голодные дети поменьше просили есть, а старшие молча стояли вокруг костров, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
Как обычно, пигмеи разложили пищу на листья и ели до тех пор, пока горшки не опустели. Затем женщины стали мыть посуду, а мужчины решили отдохнуть. Некоторые растянулись на земле, другие прогуливались по поляне, третьи пошли посмотреть, как ужинаю я, четвертые отправились поболтать с обитателями соседних полянок. Это лучшее время дня. Никто не ссорился, не кричал. Велись только дружеские беседы.
Сумерки сгущались. Кто-то забил в барабан. К барабану присоединилась похожая на тростинку флейта. Группа юношей стояла, прислонившись к стволам деревьев. Некоторые размахивали руками и притоптывали в такт, но никто не начинал танца. Я терпеливо сидел, ожидая дальнейшего.
Вот один из юношей отделился от дерева, вышел вперед и начал пританцовывать, смеясь и хлопая в ладоши. К нему присоединился его сосед. Казалось, по поляне прокатилась волна веселья, и всех пигмеев охватило желание танцевать. Через мгновение на середину поляны выбежало пятнадцать танцоров. Размахивая руками, притоптывая, напевая и смеясь, они образовали круг. Барабаны забили веселее и ритмичнее, гул наполнил лес.
Когда всем весело и барабанщики знают свое дело, бамбути танцуют без перерыва четыре-пять часов. А если на небе полная луна, они могут танцевать всю ночь напролет, танцевать самозабвенно, в бешеном темпе, под несмолкающий грохот барабанов. Но в этот день танец продолжался всего часа два.
Вскоре совсем стемнело. В хижинах зажигали костры, чтобы «выжить» насекомых и отпугнуть ночных хищников. Пигмеи начали расходиться по домам, и поляна постепенно опустела.
Я сидел перед своей палаткой, наблюдая за красными отблесками костров и прислушиваясь к звукам джунглей. Ночью в лесу тихо, потому что смолкают попугаи и другие птицы и обезьяны. Лишь изредка зарычит леопард, зловеще и неприятно закашляет гиена или закричит сова. Однажды я не мог заснуть почти всю ночь, разбуженный жутким, душераздирающим, похожим на человеческий, криком лемура.
Наконец я вошел в палатку и, едва успев лечь, мгновенно заснул. Ночью я внезапно проснулся. Я лежал, напряженно вглядываясь в темноту, тревожно прислушиваясь и недоумевая, что же могло пробудить меня от крепкого сна. Не было слышно ни звука. Молчание, окутывавшее землю, было глубоким и безбрежным, как океан.
Я вспомнил, что я в сердце Итури, среди последних доисторических людей, и смешанное чувство благоговейного трепета и радости охватило меня.
Вдруг где-то далеко раздался глубокий, приглушенный вздох. Теперь, после двух недель жизни в лесу, я знал, что нас ожидает. Приближалась буря. Ее предвестник — порыв ветра, пробежавший в нескольких милях от нас по верхушкам деревьев, и разбудил меня. Я торопливо вылез из палатки проверить, хорошо ли она укреплена. Покачав колышки, я вбил поглубже ненадежные и, подергав веревки, заменил те, которые показались мне непрочными. Однажды такая ночная буря сорвала мою палатку, и я оказался в центре «всемирного потопа».
Вернувшись в палатку, я слушал, как вздохи превращаются в могучий рев. Ветки над моей палаткой тревожно зашептали друг другу, что идет большой, очень большой ветер. Они взволнованно вертелись по сторонам, пытаясь разглядеть его приближение, и вдруг он обрушился огромной, всесокрушающей волной. Не в силах противостоять ему, ветки ломались с болезненными стонами и падали вниз. Моя палатка рвалась из оков, она хотела умчаться с ветром в бескрайние просторы Африки. По соседству огромное дерево не выдержало ударов бури и рухнуло, и земля задрожала как во время землетрясения.
Вслед за ветром налетел дождь. По брезенту застучали крупные капли, как галька, подброшенная взрывом динамита. Брезент намок, стал пропускать воду, и я почувствовал на коже тоненькие струйки. На поляну с грохотом обрушивались потоки воды, стекавшие с кроны деревьев, и казалось, мы находимся у подножия водопада Виктория.
Вдали раздался раскат грома, медленно и величественно покатившийся по небосводу. С полминуты я слышал удаляющийся гул, но в нем не было ничего угрожающего. Затем я увидел молнию, а через несколько секунд услышал новый раскат грома. Гроза еще не дошла до нас. Я стал считать, сколько секунд проходит между вспышкой и раскатом. Их становилось все меньше и меньше, и, наконец, прямо надо мной сверкнула ослепительно яркая молния, и почти в то же мгновение раздался оглушительный рев, от которого, казалось, может расколоться земля.