Причина такой спешки с передислокацией — появление в районе Радуни передовых частей 5-го армейского корпуса, а близ Вороново — «застоявшейся» в болотах западнее Меркине 12-й танковой дивизии немцев.
— Остальное доделаете на новом месте, — нетерпеливо махнул рукой Сокол.
Уже на подъездах к Радуни наш передовой дозор был обстрелян боевым охранением одного из полков 17-й стрелковой дивизии. И лишь красный флажок на антенне передового БМП, звёзды на броне да отборный русский мат командира машины (несмотря на то, что им был азербайджанец Османов) заставили красноармейцев прекратить стрельбу из винтовок. Ладно, хоть никто из стоя́щих дальше не пальнул из сорокопятки…
В общем, с приключением, но добрались до места, где завтра нам предстоит встретиться с 5-м армейским корпусом немцев. Мы остались в Радуни прикрывать её с севера, а первый батальон на БТР прошёл дальше, в район Погородно. Там места болотистые, немецкие танки не пройдут, а вот бороться с пехотой, если она попытается нас обойти, ему «доктор прописал». Оттуда же, из окрестностей Погородно, и артиллерии полка удобно работать, прикрывая и нас, и третий батальон, уже находящийся в районе Вороново.
Прода от 02.02.23
Капитан Сергей Николаев, 28 июня 1941 г., 9:00, Ошмяны
Моё персональное огромное спасибо генерал-майору Крылову! Единственному из наших генералов, кроме комдива 120-й гвардейской дивизии и генерала армии Ивашутина, что перенёсся в прошлое живым. Он хоть и ракетчик, но заканчивал Академию Генштаба, где слушателей учат многому, не касающемуся их непосредственного профиля.
В общем, прибыл Михаил Павлович под Молодечно в механизированную бригаду, сформированный из старой техники и неполного полка десантуры, разбавленной красноармейцами с СВТ и ППД, и охренел от того, что там наворотил этот «герой Халхин-гола» с тремя шпалами в петлицах. Боевая техника толком не окопана, практически не замаскирована, не имеет запасных позиций. Линия обороны имеет целый ряд непростреливаемых участков, где может накапливаться живая сила противника. Вся артиллерия, включая зенитную, тоже. Все 12 дивизионных пушек Ф-22УСВ, приданных бригаде, выставлены практически на прямую наводку. Траншеи, соединяющие стрелковые ячейки, не полного профиля, в них можно передвигаться, лишь сильно пригнувшись. Радиосвязь штаба бригады с подразделениями и между подразделениями не отлажена, с артиллерийским дивизионом — только телефонная, поскольку радиостанция дивизиону не выделена. С миномётными батареями она вообще только при помощи посыльных.
Дивизионная пушка Ф-22 УСВ
Назрел и серьёзный конфликт подполковника с десантурой. «Голубые береты» наотрез отказались снимать тельняшки или хотя бы прятать их под наглухо застёгнутой красноармейской формой. Аргумент — «нам сам Дядя Вася, генерал армии, а не какой-то там подполковник, приказал тельники так носить». Командиры подразделений наотрез отказывались исполнять приказ комбрига «привести внешний вид к уставным требованиям». По сути, назрел бунт, предпосылки для которого оказались спровоцированы дубовой упёртостью комбрига.
На высказанные Крыловым претензии Свешников гордо объявил, что красноармейцу не пристало кланяться пулям и прятаться от врага, и его внешний вид должен быть образцовым. Сам он привык обходиться без использования радио «ещё со времени боёв на реке Халхин-Гол, как и в Финскую кампанию, и при вводе войск в Латвию». Мдя… Вот они, этапы боевого пути орденоносца (Красная Звезда за бои под Выборгом): командир танковой роты, командир танкового батальона, командир механизированного полка, а теперь несколько дней побыл командиром механизированной бригады.
Несколько дней потому, что после рапорта маршалу Огаркову Свешникова с треском сняли с должности, и вместо него назначили чудом оказавшегося в этом времени начальника штаба мотострелковой дивизии, оставшейся в 1981 году. Полковник Мотовилов должен был присутствовать в штабе 120-й гвардейской в качестве посредника, а в результате оказался «не пришей кобыле хвост». Заодно и поменяли всех танковых командиров, начиная с комбата. Так что я теперь командир самоходно-артиллерийского батальона танкового полка Особой механизированной бригады. И даже удостоверение соответствующего времени образца имею.
Добирался я на новое место службы в составе колонны, возглавляемой новоявленными красными командирами, а ранее советскими офицерами. Правда, в отличие от них ехал не в уазике-«буханке», а на командирском месте лично отремонтированного Т-34–85. Заодно и экипаж, набранный из «местных» (кроме стрелка-радиста) натаскивал. В первую очередь — механика-водителя. Хотя бы до Полоцка, где нас погрузили на воинские эшелоны, идущие на Молодечно.
Эшелонов два, поскольку, помимо танка и «буханки», колонна включала в себя полтора десятка грузовиков Зис-5 с красноармейцами, вооружёнными автоматическими винтовками (пополнение в мотострелковый полк), десяток таких же автомобилей с боеприпасами и две импровизированные ЗСУ — тот же «Захар» с зениткой ЗУ-23–2 в кузове. Технику загнали на платформы, а личный состав — в знаменитые теплушки. Кроме расчётов зениток, задачей которых была защита состава от возможного налёта авиации противника. Такой представлялся чисто гипотетически из-за того, что немецкую авиацию в первые дни войны распотрошили очень основательно. Вон, на Минск, говорят, до сих пор ни одной бомбы не упало. Стопроцентную гарантию может дать только Госстрах. Но выплат по страховому случаю, а не нашей безопасности по пути на фронт.
Поразила чёткость работы железной дороги. Никакого бардака с отставанием от расписания, всё работает, как часы. Может, потому что нет описанного в военных книгах воздушного террора немцев? Нас пропускают на запад без очереди: всё-таки войска, боеприпасы и боевая техника. Навстречу идут санитарные поезда, эшелоны с эвакуируемым оборудованием, беженцами и повреждённой в боях техникой. Последние видели всего дважды, да и то по несколько платформ в составе эшелона с оборудованием. Но ведь вывозят на ремонт или переплавку, а не бросают!
Немцев задержали неплохо, если учесть, что 28 июня фашисты уже были за Минском. По сведениям разведки, 39-й моторизованный корпус немцев полтора дня простоял в Вильнюсе, ремонтируя повреждённую технику и подтягивая тылы. Значит, есть время исправить недоработки, допущенные Свешниковым.
«Под Молодечно» — это только сказано. Позиции бригады растянулись по линии Ошмяны — Сморгонь. Вернее, организованы в виде двух опорных пунктов северо-западнее этих городков, прикрывая оба шоссе, идущих от Вильнюса на Минск. Мой батальон усиливал 24-ю Самаро-Ульяновскую трижды краснознамённую стрелковую дивизию, а сводный десантно-красноармейский полк и два батальона бронетехники занимали позиции в районе Сморгони, усиливая 50-ю стрелковую дивизию. Там же находилась и артиллерия бригады. Между нами, в районе населённого пункта Жупраны, заняли оборону курсанты Вилейского пехотного училища и 84-го полка НКВД.
Встретили меня в батальоне настороженно: чужой, заменил боевого командира, снятого неизвестно за что. Но орден Красной Звезды на гимнастёрке быстро снял напряжение. Тем более, многие экипажи сталкивались со мной при получении техники на Дретуньском полигоне. Не понравилось людям только то, что я сходу взялся их гонять, заставляя копать запасные позиции и маскировать самоходки.
Пришлось и убеждать командира Самаро-Ульяновской дивизии в том, что мы — его палочка-выручалочка при появлении немецких танков, а не штатное подразделение дивизии, которое он по своему хотению может послать в атаку. Статус Особой бригады помог
— Нечем нам фрицев атаковать. У большинства моих машин пулемёты только для стрельбы по самолётам.